Снохождение

mso

— Они вряд ли знают, — наученная опытом Миланэ тяжело вздохнула. — Мрууна никому не отчитывается, куда идёт.

Миланэ обходила почти весь Стаймлау, чтобы найти наставницу, но той нигде не было; тем не менее, дочь Сидны решилась разыскать её за всякую цену. Подругу она оставила на месте подготовки к свадьбе; её утешало то, что Арасси точно найдёт себе место среди этого шума.

Искать, в конце концов, притомилась, потому решила сократить путь.

— Амстра но мира менаи, — она негромко проговаривала несложную энграмму, что помогает найти пропавших и потерянные вещи. С нею — легче искать.

Вскоре на мир легли сумерки, и Миланэ обрадовалась этому — ей всегда нравилось это время. Она шла по наитию, по безмолвному знанию, на запад от посёлка, к реке, зная без больших сомнений и внутренней борьбы, что всё у неё получится, потому что иначе не может быть у той, что с дня на день станет жрицей Ваала, но не такой, как это обычно бывает, не самодовольно-уверенной в своей вере и своём знании, не стянутой намертво узкими воззрениями, а внимательной, чуткой, с тонкой тревогой в сердце, чутьём к своему духу и другим душам мира; для неё всё в мире оставалось до конца неразгаданным, загадочным, вещи для неё были неясны; для многих из её рода понятно: почему верить, во что верить, зачем верить, как верить. Но ей…

Так и случилось: наставница нашлась в сумеречном свете. Она совершенно бесцельно ходила по небольшому арочному мосту через реку: туда-сюда, туда-сюда. Миланэ остановилась возле дерева, а потом прильнула к нему, опершись щекой о ладонь, чтобы наставница не увидела её пораньше времени. Дисциплара наблюдала за старой львицей, пытаясь понять: может, она делает нечто нужное, пока непонятное? может, что утеряла на мосту?

«Лучше пойти, она ведь точно меня ждёт», — решила Миланэ.

Когда выходила на мост, то Мрууна вовсе не удивилась, даже не встрепенулась, как обычно бывает после разлуки; а разлука была немалой: полгода.

— Я повсюду искала наставницу, — подошла Миланэ.

— И нашла, — ответила Мрууна, поглаживая перила моста, словно живое существо. — Небольшое испытаньице от меня… чтобы остальные прошлись легко.

— Признаться, получилось не без труда, — Миланэ пальцами дотронулась к сердцу, приклонив уши, покоряясь заученному жесту.

Это не ускользнуло от глаза наставницы.

— Что ж, Миланэ… Когда твоё Приятие?

«Наставница никогда не называла меня ласково. Например, “Милани” или ещё как… Только “Миланэ”. Только так, — вдруг подумалось ей. — Интересно, почему?».

— Осталось около трёх недель.

— А точнее? — потребовала наставница.

Миланэ подумала, что в своё время переняла эту своеобразную требовательность и строгость; иногда она в таком же тоне требовала от других точности-верности.

— Точнее не знаю. Мне не сказали, да и никому не говорят.

— Хах… — отмахнулась наставница, поглядев в сторону. — Вот нравы теперь пошли. Истомляют вам души, мотают нервы. А сами-то, поди, за три луны знали точный день, и то хвосты дрожали.

— Раньше дисциплары наперёд знали время Приятия? — спросила Миланэ, хоть знала ответ.

— По крайней мере, в Криммау-Аммау, тридцать четыре года назад — да. А теперь — видишь как. Как-нибудь, экак. Перебьётесь, мол. Если это от желания вас всех помучить, так это плохо. Если от бардака, то тоже плохо. Но, может, я чего-то не понимаю. Ведь давно было моё Приятие… Стара я уже.

— Львица вовсе не стара! — поспешила уверить дочь Сидны.

— В Сидне тебя научили льстить. Право, здесь это лишнее, поверь, — беззлобно, даже весело молвила Мрууна.

— Наставница Мрууна все эти годы говорила так, будто в Сидне меня учат чему-то…

— Плохому? — пронзила взглядом наставница.

— Можно так сказать.

— Нет. Дисципларий даёт очень многое, — задумчиво сказала. — Там просто не учат всему.

— Наверное, нет такого места в этом мире, где учат всему.

— Да и в других мирах, наверное, тоже.

— В других мирах?

С моста они направлялись на твердую землю. Миланэ очень внимательно посмотрела на Мрууну, и невольно замедлила шаг. Та вовсе не торопилась отвечать. Они успели пройти с десяток шагов по пыльной грунтовой дорожке, прежде чем уши Миланэ услышали будничное, нескладное:

— Да. Ну да. Во всех тех, которые мы можем вообразить. Вообразить вместо нашего, родного, понимаешь? Буйство фантазии, иллюзии.

Миланэ столь сильно ощутила неискренность, даже фальшивость, что задалась вопросом: то ли она стала чутка и эмпатийна, развив свой не слишком большой дар правдовидения, то ли наставница столь явно вложила в слова нарочитость, умысел. «Она понимает, она знает, не может не знать, что мир есть нечто больше, чем положено думать нам всем», — размыслила дисциплара. — «Всем Ашаи-Китрах. Но кем и зачем это положено, в конце-то концов?».

— Наставница пусть послушает: хочу сказать, что я тож…

— Миланэ… — сразу, в отрицании покачала головой Мрууна, остановившись и посмотрев своей первой и последней найси в глаза. — Если мы говорим в шутку, то нет смысла уделять этому внимание. Если мы всерьёз, то тем более — мы на очень скользком пути.

— И разве мы поскользнёмся? — вспыхнула Миланэ решимостью.

— Я — вряд ли, да мне уже и неважно. А ты — можешь, — указала Мрууна на неё пальцем, и Миланэ невольно обратила внимание на её тёмный, истёртый временем коготь. — А я ведь люблю тебя.

— Я тоже люблю наставницу… И я не поскользнусь.

— Самоуверенна, — улыбнулась Мрууна, но печально. — Даже не знаю, что сказать.

— Влюблённая в себя соперниц не имеет, — решила отшутиться Миланэ цитатой из «Изящных изречений», и вдруг почувствовалась глупо. Впрочем, наставница не обратила внимания. Казалось, Ваалу-Мрууна очень глубоко призадумалась.

— Ты, может, даже не поскользнёшься, — молвила наконец. — Но другие — так и знай! — заметят, что ты ходишь по льду, а не по твёрдой земле, и сразу обеспокоятся. Другие, они очень любят беспокоиться о благонравии других, знаешь ли.