Снохождение

mso

Разумно полагая, что после Приятия придётся задержаться в Марне надолго и, скорее всего, поселиться в новом жилище, Миланэ желала высмотреть, какие вещицы можно взять с родины. Конечно, почти всё её добро — в Сидне, ведь именно там она живёт последний десяток лет, а это немало. Но здесь можно найти немало милых безделушек, что могут согреть душу в грустный момент и придать уюта; многие из них — ещё из детства.

Стоит взять что-то с собою, ведь неизвестно, как сложится жизнь.

В своих поисках и порядках Миланэ полностью вытянула самый нижний ящик комода в комнате.

— Давненько не виделись, — улыбнулась, вынув ясеневую шкатулку.

Повинуясь ещё детской привычке, она иногда разговаривает с вещами.

В этой шкатулке хранились различные детские ценности; это были какие-то записки, стеклянные шарики, моток бархатных лент, бесчисленное количество иголок самых разных размеров и прочее-прочее, даже была одна любовная записка; но вообще, она тут лишь одна — львицам Ашаи-Китрах, даже маленьким, нечасто признаются в любви, ибо это непросто, ибо с ними намного сложнее. Сколь Ашаи прекрасны — столь и недоступны, даром что эта неприступность часто, часто-часто вовсе не такова, как полагают, вовсе не так страшна и прочна, вовсе нет…

Немного подумав, Миланэ решила её не брать, потому что негоже брать детские забавы во взрослый мир. Но решила ещё раз пересмотреть, что там.

На самом дне лежало нечто, завёрнутое во выцветшую от времени материю. Миланэ совершенно не помнила, что там, и стало даже любопытно: «Вот сейчас гляну и увижу нечто старо-знакомое, умильнусь, спрячу и жизнь продолжится…».

Там оказался камешек, небольшой, мутноватого голубого цвета.

Она не могла припомнить, что это и зачем, пока догадалась.

— Ах да, — просияла Миланэ от радости воспоминания. — Сестрица.

Да, когда-то этот камешек казался довольно большим; в детстве он был размером с коготь, а теперь — едва ли пол-когтя…

Забавный был случай, конечно. С того времени прошло лет пятнадцать, а то и больше. Миланэ вместе с отцом и сестрой поехала в Ходниан, на рынок. Там Миланэ рассорилась с Дайни по пустяково-детскому поводу; отец, в конце концов, внимательно выслушал обоих и предложил обменяться подарками, чтобы дочери помирились. Обоим дал денег, и Миланэ купила для Дайни практичную вещь — разноцветную шерстяную пряжь, а вот сестра подарила камушек, выбитый за полцены у какой-то торговки; предполагалось с ним сделать какое-то украшение, но забылось. Торговка яро утверждала, что камень драгоценный. Конечно, враки всё.

Вдруг Миланэ пригляделась. Раньше она этого не замечала. Тоненькая, крохотная вязь на камне ранее казалась обычным узором, который к тому же успел хорошо истереться. Теперь же, сквозь года, её взгляд изменился, ведь теперь она почти сестра с живым умом, воспитанница дисциплария, она многое знает и ещё больше умеет; и её глаз признал большое, огромное сходство этого узора с вязью на амулете, который подарил Хайдарр.

Встрепенувшись, Миланэ торопливо разрыла свои вещи, сложенные в сундук возле кровати, повыбрасывав что попало. В какой-то момент взял страх: а вдруг где-то по дороге амулет потерялся? Но нет, вот он.

Миланэ повертела его в ладонях, сидя на коленях.

— Привет.

Резко обернувшись, дисциплара увидела родную сестру. Та плечом опиралась о проём входа в комнату, подминая занавеси.

— Привет, Дайни.

— Что, вещи собираешь? — села сестра на её кровать.

— Не то что бы собираю… Мне здесь особо нечего собирать. Так, пересматриваю. Помнишь этот камень? — протянула сестре камешек.

— Где? Этот? А… — та не взяла, но посмотрела. — Да. Еле выбила у той старухи.

— Знаешь, он…

— Слушай, Миланэ, надо поговорить, — сестра приглаживала покрывало на кровати.

Отставив вещи, Миланэ села возле неё и навострила уши.

Дайнэсваала никогда не раскаивалась в содеянном и сказанном. К этому все так привыкли, что никто от неё этого не ожидал. Но вдруг в её душе что-то промелькнуло, если родная сестра скоро станет Ашаи и уедет в Марну?

— Такое дело… — спокойно, даже мягко начала она, но вдруг что-то сорвалось, и её тон вмиг окреп. — Вот скоро ты уедешь в Марну, вряд ли будешь здесь жить. Но этот дом хотят оставить тебе. Скажи, разве в этом есть смысл? Не будет ведь дом пустовать, Милани! Ты же понимаешь, что за домом надо ухаживать, так далее…

— Дайни, не переживай. Я оставлю его тебе.

— Хорошо говорить, а вот мать тебе хочет оставить. А ты ведь себе легко сможешь заработать, и в Марне будешь жить, дом-то тебе здесь зачем?

— Посуди сама, даже если он был бы моим — что бы изменилось? Ты всё равно будешь его хозяйкой.

— Я пока хозяйка там, у себя. Сейчас тут мама, — настойчиво говорила Дайни.

Миланэ вздохнула, перебирая амулет в руке:

— В общем, мне дом не нужен. Если это так важно, то обещаю: у меня не будет на него никаких претензий.

— Хочу надеяться, что ты не передумаешь, — всхлипнула Дайнэсваала.

— Тебе не хватает моего сестринского слова?

— Мать может сказать, что я всё наврала!

— Ну хочешь заверение дам, со стампом? — полушутливо спросила Миланэ, совсем не всерьёз, а чтобы повеселиться.

Всхлипы мгновенно прекратились.

— О, давай, — сметливый ум заметил эту чудесно-добровольную идею.

Миг Миланэ сидела молча. Потом осмотрелась.

— Чернила с перьями у меня есть… надо бы бумагу.

— Сейчас принесу.

И действительно — сейчас же принесла.

Заверение

Ваалу-Миланэ-Белсарры из рода Нарзаи, Сидны дисциплары на данное время

Я, Ваалу-Миланэ-Белсарра из рода Нарзаи, Сидны дисциплара на данное время, сейчас и впредь добровольно отказываюсь от всяких прав наследования и передачи на родовой дом своей матери, Смиланы из рода Нарзаи, в посёлке Стаймлау, округ Ходниана, Андария, в пользу своей родной сестры, Дайнэсваалы из рода Хорар, и её супруга или содержца.