Снохождение
Шрифт:
— Беспокоиться поздно. Брат далеко, а второй такой амулет я не смогу достать.
«Что ж, хорошо-понятно», — подумала дочь Сидны. — Но всё-таки: что он такое?».
— Это амулет северных прайдов?
— Можно и так сказать, — торопливо ответила Вивиана, тут же перескочив: — Боюсь, амулет тебе придётся оставить, во зло или благо. Если тебе не нравится его происхождение, то просто думай о нём, как о подарке.
«За сим, пожалуй, всё», — помыслила Миланэ. Несмотря на обстоятельства, она пыталась притронуться эмпатией к душе Вивианы (незадача: Ашаи всегда сложнее прочувствовать, чем светскую душу), искала её взгляда, и несколько раз нашла; пожалуй, та не была глупа и поняла, что Миланэ совершает кой-какие попытки пролезть ей в душу. В конце концов, игры взглядов обоим надоели, потому что приходилось взаимно улавливать ход мыслей, которые можно просто выразить вслух. Тем не менее, Миланэ смогла кое-что выудить: Вивиана пребывала в угасающем раздражении и беспокойстве; так-то её можно понять: неизвестно кто, пусть и Ашаи (а может, тем более) приходит и тычет тебе северный амулет, требуя признаний. По уму, так надо сразу сказать: ничего не знаю, вижу в первый раз, о чём львица говорит, что львица себе позволяет.
Вышло чуть иначе. Вивиана, в свою очередь, увидела в душе Миланэ нечто такое, что дало возможность сказать:
— Раз ты сюда приехала из самой Сидны, заботясь о моём брате, тогда надеюсь, что мы можем говорить откровенно.
— На самом деле я приехала из Андарии… Да. Можем.
Вивиана пересела к ней на софу, совсем близко, без личного пространства, тело к телу.
— Этот амулет — дело рук северных шаманай, — склонилась она, почти шепча на ухо, очень внимательно вглядываясь. — Я знаю одну старшую сестру, необычную, которая имеет там связи, — Вивиана крайне многозначительно сказала слово «там». — Я через неё получила этот амулет, это было весьма непросто. Она живёт в Цаплае, отшельничает. Цаплай — это недалеко, льенов пятьдесят, угрюмогоры, как мы их зовём. Пойми, Миланэ — когда я рассказываю о ней, то доверяюсь. Тебе. Потому: никому и ничего.
Миланэ молча кивнула; потом поняла, что кивка недостаточно:
— Никому ничего. Я могу с нею повидаться?
— Спрашивай её, не меня. Она принимает далеко не всех. Прости, сестра, но я должна идти. Когда увижу Хайдарра, обязательно расскажу. Но, боюсь, будет это нескоро…
— Не надо. Не рассказывай ему ничего, — попросилась Ваалу-Миланэ-Белсарра.
Дорога, шедшая вверх, была извилисто-угрюма; предсумеречный час обдавал холодом и неуютом. Миланэ, дочь юга, поразилась тому, сколь природа может быть отрешённой, холодной, равнодушной к тёплой крови.
— Осторожно, — предупредила, и помогла Арасси перебраться по неровной кладке через крошечную речку.
Над горами висел туман, облака висели неправдоподобно низко.
Как только Миланэ хорошенько разузнала у Вивианы, как добраться к необычной старшей сестре Нараяне, так сразу они и отправились. Нельзя сказать, что это было лёгкое путешествие. Ночевать пришлось в довольно подозрительном и убогом месте, по меркам дисциплар Сидны, конечно. Зябкая погода требовала тёплой одежды, и счастье Миланэ, что Арасси любит таскать с собой множество нужных и ненужных вещей — она дала тёплый плащ-накидку с капюшоном, который обычно носят Ашаи в ненастье. Тем не менее, остальные вещи, что они опрометчиво не оставили в Айнансгарде, им пришлось отдать на сохранение первой попавшейся сестре-Ашаи в городке со смешным названием Цвах; Арасси объяснила Миланэ, что «цвах» у хустрианцев — это весьма неприличное, жаргонное словцо, на что та ответила, что вся жизнь хустрианцев — сплошное неприличие.
Из этого селения им следовало отправиться в другое; избитая дорога к нему не предвещала простого пути.
Посёлок, возле которого должна обитать Нараяна, оказался глухим, забытым Ваалом скоплением двух десятков домов посреди гор, в котором жили лишь охотники. К Миланэ и Арасси они были не то что строги или суровы, а будто бы просто равнодушны. «Пришли, ну и мир с вами», — так молвили их глаза.
— Амастилаар. Считай, тот же Норрамарк. Тут наша Ирмайна чувствовалась бы, словно рыба в воде, — весело сказала Арасси.
Миланэ была бесконечно благодарна ей; она уже много-много раз пожалела о том, что не отправила подругу в Сидну. Было заметно, что ей непросто смириться со странностями Миланэ, которая ранее выказывала не так уж много странного. Она не понимала мотивов и цели их путешествия. Самым пагубным для доброго настроя было то, что Миланэ сама не знала их; хотя, безусловно, она пыталась придумать разумные, хорошие доводы и для себя, и для других.
Шли они по этой угрюмой дороге уже час. Дорогу им указали, но провести никто не согласился.
— Хаману Нараяна не любит к ней ходящих, — со странным уважением отвечали им местные.
Дорога свершила ещё одну неровную петлю вокруг огромного камня, и они увидели небольшой дом с большим крыльцом в окружении высоких елей; в нём горел свет, а из большой трубы ввысь тихо-тихо уходил дым.
— Кто-то есть. Пришли не зря, — заметила Арасси, ловко откинув капюшон.
Взошли на крыльцо, постучались в дверь. Арасси, потирая ладони, обдавала их тёплым воздухом дыхания и наблюдала почти незаметный пар. Миланэ улыбнулась, будто бы извиняясь и утешая: «Ещё чуть, моя подруга, ещё совсем немного, я только узнаю, что мне делать с амулетом, да всё дело».
В доме не было слышно никакой суеты, поэтому Миланэ постучала ещё раз, уже требовательнее.
— О, Ваал, не говори, что нам нет входа в сие жилище, — устало сказала Арасси, и сделала нехарактерный для себя жест: прикрыла глаза ладонью и покачала головой в немом укоре.
— А если там никого? Если она только что ушла? — медленно помыслила вслух Миланэ.
— Там есть живая душа, — не открывая взора, с глубокой уверенностью молвила Арасси.
Как только Миланэ начала стучать в третий раз, так сразу дверь и открылась.
— Да?
Перед ними предстала, вытирая руки о рваную тряпку, львица низкого роста, крепко сложенная, в простейшем сером одеянии с короткими рукавами и переднике. Миланэ на миг испугалась, что они ошиблись: Ашаи наденет передник или фартук только в самом крайнем случае. Это — символы светской львицы, преимущественно детной и замужней, но Ашаи-Китрах даже дома стараются его не носить. Кроме того, на ней не было амулета Ваала, сирны, да и вообще всех приличествующих отличий. Глаза — совсем простые, серые и безучастные; совсем не таких глаз ожидаешь от старшей сестры, что ведёт причудливую жизнь одиночки.
— Да, я слушаю? — повторилась она.
— Хорошего дня львице, — обратилась Миланэ, на всякий случай сделав книксен. — Можем ли мы увидеть сиятельную Ваалу-Нараяну?
— Зачем? — с небольшим удивлением спросила львица.
— Об этом, прошу понять, мы можем беседовать только с нею.
Не ответив, львица отошла от двери и кивком пригласила войти. Но сразу же их ждала другая дверь. Миланэ сразу поняла, почему им пришлось немного подождать: стук попросту не был расслышан.
— Здесь надо стучаться в окно, стук в дверь трудно расслышать, — словно прочтя мысли Миланэ, отметила львица, открывая вторую.