Снохождение

mso

Недостижимая опустила взор долу:

— Вряд ли…

Черногривец так засмеялся, что Миланэ аж вздрогнула.

— Что смеёшься, Ману?

— Ланшан, ты что правда не смогла бы убить цыплёнка? — махнул он рукой, словно рубил невидимую голову.

— Нет…

— Цыплёнка? — зашевелился сир Сатарина. — Сам ты цыплёнок. Ты ещё никого не убил в жизни. Рано тебе ещё смеяться.

— Да все мы здесь, сир Сатарина, мирного нрава. Кого мы могли когда-нибудь убить? И зачем? — неугомонно смеялся-улыбался радушный Талса.

— Да, это совершенно ни к чему, — поддержала Эллази, сладко-сладко зевнув. — Лучше заниматься любовью. Правда, Манутай?

Ману подмигнул ей, обнажив клыки.

— Откуда сир Сатарина может знать, что у кого было в жизни? Мало ли, может среди нас есть маньяк? Вот сир Сатарина, например, — указывал на него пальцем Синга, похохатывая и махая кубком во второй руке.

— Я-то? — удивился сир Сатарина. — Я могу знать. По глазам вижу.

Прокатились смешки: Тайназ, Ману, Эллази, впервые улыбнулась изваяние-Ланшани.

— То есть?

— У того, кто убивал, есть взгляд. Я знаю, как выглядит такой взгляд.

Эллази-Эллазиши — не поспорить — вполне красиво перевернулась на живот; наверное, подсмотрела приём у Ашаи-Китрах. Есть такой переход из одной позы в другую.

— И как? Буууу! Ррррр, — состроила гримаску, обнажив зубки.

— Хотите знать? Да запросто. Сейчас всё скажу по вашим глазам.

— Сеанс ясновидения объявляю открытым! — засмеялся Талса и снова замахал прислужникам. Мол, несите, скорее там.

Сначала сир Сатарина указал когтепальцем на дурашливую Эллази; в дурачестве она, откровенно говоря, выглядела лучше, чем в этой спесивой капризности. В этом оскале ровненьких зубов и безобидно сощуренных глаз она запросто могла понравиться кому угодно.

— Неа. Хотя живой курице ты бы отгрызла голову.

— О, фу, Сатарина.

Потом коготь переместился на создание гения, Ланшани. Она с грустной улыбкой посмотрела на него, а потом вдруг взяла себе с тарелки большую грушку и аккуратно разрезала её посерёдке маленьким ножичком.

— От такого взгляда распускаются цветы.

Посмотрев на Талсу, так вообще махнул рукой, и тот искренне захохотал.

Коготь уставился на Сингу.

— Ты, друг мой, не убивал.

— Спасибо, что сир меня прикрыл, — свойски подмигнул Синга — Я уж думал, меня разоблачат.

— Но, думаю, всё ещё впереди.

— Не сомневаюсь, — Синга подлил себе вина и сделал то же для Миланэ.

Дочь Сидны застыла с кубком у рта, когда палец Сатарины указал на неё:

— Вот, полюбуйтесь. Вот этот взгляд.

Пришлось кубок поставить на поднос, как пятёрка любопытных глаз уставились на неё. Миланэ почувствовала смятение; нет, не стыд, не страх, а нечто вроде печального чувства рока.

«Предки мои, да непрост этот дурацкий сир Сатарина», — эмпатия не дала себя обмануть.

— Какой взгляд, сир Сатарина, о Ваал великий? — занервничала Эллази.

— Взгляд воительницы, что знает смерть врага, — кивнул Сатарина, не глядя в глаза Ашаи.

Тут встал Талса, держа ладонь у сердца:

— Сииир Сатарини, не стоит пугать мою добрую гостью, тем более, что мы ещё хорошо не познакомились… — взмахивал хвостом, подошёл к Миланэ и легонько притронулся до плеча. — Умоляю простить, умоляю простить, тысяча извинений. Наш старый друг так шутит.

— Да, я стар, циничен и богат, потому могу говорить всё, что думаю, — откинулся он назад, страдая от пресыщенной икоты.

Талса подливал всем вина, все протягивали кубки; не отказала в принятии этой любезности и Миланэ.

— Думать, что такая прекрасная, сиятельная сестра Ашаи может кого-то убить — полная чушь. Какая нелепость. Правда, Ланшани? Правда, Эллазиши? — сновал Талса, а потом бросился обратно на ковры-подушки.

Те согласились.

— Угум, — и себе кивнул Сатарина, похлопывая по животу. — Правда, правда.

— Раз уж речь о знакомствах, то пора бы… — несмело начала Ланшана, глядя большеискренними глазами на дочь Сидны. — Сингаи, будь добр, поведай, как твой род узнал…

— Всё понял, всё понял, — поднял тот руки и закатал рукава. — Моё упущение. Но вы так мило беседовали, что не хотелось прерывать. Её зовут Ваалу-Миланэ-Белсарра, она из Сидны, дисциплара, у неё очень скоро будет Приятие, она из Андарии, у неё есть сестра, она — прекрасная Ашаи и превосходная львица. Познакомились мы на похоронах…

— Как интересно! А кто умер-то? — перебила Эллази, смешно и дурственно почёсывая локти.

— Дядя. Мой. Ну, вы его не знаете. Так вот…

— Надо же! А что, Ваалу-Миланэ тоже его знала? А как вы там разговорились?

— Она его сжигала на тофете, — взъерошил Синга гриву.

— Кого? — тупо удивился Ману-Тайназ.

— Дядю, — раздражённо ответил Синга.

— Надо же!

— И теперь она стала Ашаи нашего рода, чем мы очень гордимся. Она — из Андарии, поэтому обязательно поддержит моего отца в том, чтобы не допустить новой войны на Востоке, к которой ещё никто не готов.

— Браво, браво, как мило! — умилялась чему-то Эллази.

— Да чушь. Варварам время от времени нужно перешибать хребет, чтобы они не вставали. Их нужно переламывать. Говорить: так и так. Заставлять. Властвовать. Это то, что делали наши предки. Это то, что будут делать наши потомки… — важно заметил Ману-Тайназ.

— Эй, молодёжь, хотите расскажу вам сказку?

— Да, да, сир Сатарина, да! — радостно заметалась Эллази, даже хвостом начала вертеть. Её платье, и без того с огромным вырезом на груди, ещё и сильно-сильно обнажило крепкое, хорошее бедро, из-за чего Манутай и Синга попали в невольный плен. Хотелось вроде бы смотреть в одну сторону, а их тянуло в другую.