Снова с тобой
Шрифт:
Увидев, что она идет к нему, Чарли встал. «Он по-прежнему джентльмен», — мимоходом отметила Мэри. Он улыбался, но его лицо оставалось настороженным. Эту настороженность ей хотелось развеять, уничтожить так, как она когда-то в шутку шлепнула ладонью по воде, разбив их отражения в ручье, возле которого они загорали, Но они уже немолоды. Возможно, вся беда заключалась в том, что у них не было настоящей молодости.
— Сколько лет, сколько зим! — Она поцеловала его в щеку, на миг зажмурившись от горьковато-сладкой боли. — Ты отлично выглядишь, Чарли. Кажется,
Чарли ответил ей своим излюбленным пожатием плеч.
— Ты же знаешь меня, я предпочел бы не вылезать из джинсов. Этот костюм я надеваю только в особых случаях.
Мэри ответила ему ослепительной улыбкой.
— Да, нам есть что отпраздновать. Наша дочь выходит замуж.
— Да, выходит, — эхом подтвердил Чарли. Он отодвинул от стола стул Мэри, дождался, когда она усядется, и помог ей снова придвинуть стул к столу. — Выпьешь что-нибудь?
— Пожалуй, водку с тоником. — Когда официант принял заказ и ушел, Мэри со стоном вспомнила: — А ее первая свадьба! После нее меня три дня подряд мучила головная боль. Как подумаю, чем все могло кончиться… — Она тряхнула головой, отгоняя мысль о том, что они чуть было не потеряли Ноэль.
Чарли пожал ее руку.
— Зато теперь она счастлива. Разве это не главное?
Мэри ответила ему пожатием и высвободила кисть.
— Кто-то сказал: «Того, что хорошо кончается, просто не существует, есть только хорошие начала». — Принесли напитки, и она медленно принялась отпивать из своего стакана, глядя в окно на воду, бегущую так близко, что в нее можно было бы окунуть руку. В такое время года вода еще холодна как лед; только к середине июля в ручье можно будет купаться. Снова переведя взгляд на Чарли, она заметила, что по обеим сторонам рта у него прорезались глубокие морщины. У нее неожиданно сжалось горло. Она неловко усмехнулась. — К сожалению, у нас не было ни единого шанса проверить, правда ли это. Мы восстали против целого мира. А теперь целый мир против нас.
— Если ты и права, то это мир, который создали мы сами, — беспечным тоном отозвался Чарли, но улыбка так и не отразилась в его глазах. Его рука лежала на столе рядом с бокалом, изогнувшись как вопросительный знак.
— Может быть. Но мы уже не в силах что-либо изменить.
— Это решать не мне.
Что-то сжалось в душе Мэри. Ее решимость двигаться вперед осторожно, мелкими шагами сменилась внезапным желанием сразу разрубить запутанный узел. Ей было слишком больно. И она понимала, что причиняет боль Чарли.
— О чем ты меня просишь? — приглушенным, подрагивающим голосом спросила она.
Улыбка сбежала с его лица, он взглянул на нее с усталой печалью, которая рвала на части сердце Мэри.
— Я ни о чем тебя не прошу, Мэри. На это я не имею права, точно так же, как ты не вправе просить меня отказаться от всего, что я так долго строил. — Он скорбно покачал головой. — Когда я был молод и самоуверен, я во многом ошибался, но с годами успел кое-что усвоить. К примеру, я знаю, что если попытаться забить квадратный
Мэри вздохнула.
— Ты прав. Это напрасный труд.
Он поднял бокал.
— Остается только утопить наши печали в вине. Твое здоровье. — Но Мэри чувствовала, как напряжены мускулы его шеи, как грусть проступает сквозь шутливую маску. В его глазах отражалось смирение. Он устал и смирился, и эти чувства были не похожи на страх и неуверенность, которые мучили их в юности.
— О, Чарли… — тихо произнесла она, боясь расплакаться. — Как бы я хотела… — Она прокашлялась и продолжала: — Как бы я хотела, чтобы все было иначе. Для меня не существует никого, кроме тебя. И никого не существовало, и вряд ли кто-нибудь сможет тебя заменить.
Она ждала, что он упомянет про Полу Кент, почти желая услышать о ней, потому что благодаря этой конкретной подробности ей стало бы проще держаться отчужденно. Боль была слишком сильна.
Но Чарли ответил с хрипотцой в голосе:
— Значит, нам остается только продолжать жить как прежде. Обо мне не беспокойся. Я ко всему привык. — Он слабо улыбнулся и отпил вина. — Закажем ужин?
— У меня вдруг пропал аппетит, — призналась Мэри.
— Ты должна съесть хоть что-нибудь.
— Как ты похож на мою мать! — Она невольно засмеялась.
— Послушай… — Чарли подался к ней, и на миг она различила непоколебимую решимость, скрытую под тонким слоем неуверенности. — Послезавтра наша дочь выходит замуж. Ноэль так много выстрадала, что мы просто обязаны радоваться ее свадьбе. — Он отстранился, его лицо смягчилось. — Давай все-таки заглянем в меню. Наш ресторанный критик уверял, что здешнее заливное из лосося просто нельзя не попробовать.
Мэри отрезвило его… другого слова не подберешь — его благородство. Отставив пустой стакан, она взяла меню.
— Ты прав, Чарли, я вела себя эгоистично. — В смелой попытке, которая даже ей самой показалась фальшивой, она беспечно добавила: — Незачем портить чудесный вечер с самым достойным холостяком Бернс-Лейк. — У нее опять мелькнула мысль о Поле Кент.
— Так мы называли старого Кадлса, помнишь? «Самый достойный холостяк Бернс-Лейк». — Чарли засмеялся. — Бедняга, ему оставалось только торчать в своем загоне и глазеть на коров через ограду.
Мэри тоже засмеялась, воспоминания о прошлом озарили настоящее мягким теплым светом. Она вспомнила, как Кадлс однажды удрал из своего загона и выскочил на дорогу. Пожилая пара в розовом «бьюике», едущем по шоссе 30-А, до смерти перепугалась, обнаружив, что прямо им навстречу несется лучший бык мистера Петтигрю. Водитель, бывший мастер-телефонист, вместе с женой едущий навестить ее сестру в Вермонт, в панике попытался объехать атакующего быка и отделался громадной вмятиной на боковой дверце, которая впоследствии вызвала серьезные подозрения у патрульного полицейского.