Снова с тобой
Шрифт:
Мэри так увлеклась воображаемым сценарием личной жизни Чарли, что пропустила поворот и была вынуждена возвращаться обратно. К тому времени как она подъехала к дому матери, солнце уже село, а стол был накрыт к ужину.
Хэнк готовил спагетти с тефтелями, а Ноэль бродила по кухне с видом счастливой невесты. За ужином Хэнк рассмешил присутствующих рассказом о пациентке из больницы, где он проходил интернатуру, — пожилой уроженке Гватемалы с хроническим кашлем, которой он прописал пенициллин. В рецепте было указано: «Принимать три раза в день с водой». Малограмотная женщина вымочила рецепт в воде и добросовестно выпивала по три стакана этой воды в день.
— Но самое смешное — ей стало
А потом пришло время ложиться спать, и Эмма упросила Мэри укрыть ее одеялом и почитать сказку. К тому моменту как Мэри на цыпочках вернулась в кухню, Ноэль и Хэнк тоже ушли спать. Мэри выпила чаю и поднялась к себе в спальню, остановившись в гостиной только затем, чтобы наугад выбрать номер «Ридерз дайджест» из стопки журналов — испытанное средство против бессонницы. Она уснула, не успев перевернуть первую страницу.
В комнате напротив Ноэль и Хэнк занимались любовью. После всех испытаний, выпавших на ее долю, Ноэль обнаружила, что вдобавок к своим многочисленным достоинствам Хэнк — превосходный любовник. Он стал для нее воплощением мечты — мужчина, который никогда не торопился и бывал только рад, когда Ноэль вела себя раскованно. За несколько месяцев с тех пор, как они сблизились, Ноэль постепенно расцвела и стала добиваться особого внимания Хэнка так же часто, как то же самое делал он. Она открыла ему всю душу. Они даже начали поговаривать о ребенке, плоде чистой любви, к которому Эмма привязалась бы так же, как Ноэль — к Бронуин.
Следующие два дня Мэри провела с дочерью, готовясь к свадьбе. Они съездили в Олбани за платьицем для Эммы: девочка хотела розовое с блестками и оборочками. В конце концов выбор остановили на белом платье из органди с рукавами-фонариками и сборчатым воротничком, и Эмма, вздохнув, смирилась. Потом они перекусили пиццей и куриным салатом в «Калифорнийской кухне» и отправились в «Нордстром», за туфлями к свадебному наряду Ноэль.
Впервые в жизни Мэри видела дочь такой счастливой. Она по-прежнему стремилась излишне опекать Эмму, напряженно следила за каждым движением девочки, но после всего пережитого это было вполне естественно. Мэри знала, что со временем тревога пройдет. Через несколько недель после смерти Роберта Ноэль начала посещать психоаналитика, эти визиты продолжались несколько месяцев. Теперь она уверяла, что забыла о самом страшном, и Мэри была склонна верить ей. Ноэль постоянно улыбалась. Она даже пополнела, и это ей шло. Словом, Ноэль излучала радость. «Если любовь и не исцеляет все раны, — думала Мэри, — она буквально творит чудеса, улучшая цвет лица!» Не раз ей случалось с грустью замечать, что ее подтачивает зависть. Мэри отдала бы что угодно, лишь бы оказаться на месте дочери.
— Хэнк — лучшее лекарство в мире, панацея от всех болезней, — заметила Мэри, наблюдая, как Ноэль просовывает ступни в очередную пару туфель оттенка слоновой кости. Эмма, сидя рядом, старательно пыталась примерить гольфы телесного цвета, не снимая туфелек.
Ноэль просияла.
— Он замечательный, правда? — Она склонила голову набок и отвела со лба пружинистый локон. — Знаешь, если бы мы познакомились пораньше, я вряд ли предложила бы ему переселиться к нам до свадьбы. Забавно, как все меняется, верно? Когда уже думаешь, что для тебя в мире не осталось ничего нового, вдруг случается нечто такое, о чем ты даже не мечтал!
По старой привычке Мэри наклонилась и помяла носок туфли Ноэль.
— По-моему, маловаты. Не жмут?
—
— Мне больше понравилась первая пара.
— А мне — вот эта.
И они дружно рассмеялись.
— Наверное, нечего и надеяться, что когда-нибудь мы будем соглашаться друг с другом во всем, — произнесла Мэри. — Но одно я знаю точно: то, что ты выбрала Хэнка, я одобряю на все сто процентов. Даже если бы лично мне он не нравился, я смирилась бы только потому, что с ним ты счастлива. — Ей не понадобилось добавлять: «Он будет хорошим отцом для Эммы».
— Спасибо, мама. — Ноэль казалась и польщенной, и смущенной. Она сняла туфли и потянулась за другой коробкой. Старательно отводя взгляд, она как бы невзначай заметила: — Знаешь, то же самое я могла бы сказать про вас с папой.
Мэри покраснела. Таких разговоров с Ноэль они не заводили ни разу. Возможно, Ноэль чувствовала, что это бесполезно, а сейчас нарушила запрет только по одной причине — ей хотелось, чтобы все вокруг были так же счастливы, как она. Мэри вздохнула.
— Мы с твоим отцом слишком разные… — Она осеклась. Нет, надо придумать более убедительный довод. — Даже если бы мы были вместе, — продолжала она ровным тоном, — я не могу представить себя живущей в Бернс-Лейк. А ты?
— Хочешь знать правду? Нет. — Ноэль перевела взгляд на Эмму, которая бросила гольфы и занялась туфлями, только что снятыми Ноэль. Не подозревая о том, какой удар она нанесла в самое сердце матери, Ноэль заглянула в верхнюю коробку из стопки и презрительно фыркнула, опуская крышку. — С другой стороны, — отвлеченным тоном продолжала она, перебирая коробки, — жизнь полна сюрпризов. Кто мог бы прошлым летом подумать, что вскоре я снова выйду замуж?
— Логично, — отозвалась Мэри, с трудом удерживая на лице улыбку. — Значит, остается только один вопрос: в каких туфлях ты хочешь выйти замуж?
Ноэль откинулась на спинку стула и вытянула перед собой ноги. В такой позе Мэри не видела ее с детства. По лицу Ноэль блуждала лукавая улыбка.
— Ну какая разница, мама? Их никто не увидит, а Хэнку все равно. Он будет смотреть только на меня.
В конце концов Ноэль выбрала пару белых закрытых туфель на шпильках, достаточно удобных для танцев, и заявила, что их все равно никто не увидит под подолом платья. А для Эммы она купила туфельки на каблучках, украшенные бантиками и блестками, и восторгам девочки не было конца. У кассы Ноэль с грустью призналась матери, что прекрасно сознает, как много денег она потратила на наряды, но в последнее время она доверяет интуиции больше, чем здравому смыслу.
Эхо этих слов звучало в ушах Мэри весь следующий день и вечер, когда они с Чарли встретились в ресторане «Мельница». Завтра им предстоял предсвадебный ужин, а в субботу — свадьба, где их будут окружать друзья и родные. Зато сегодняшний вечер принадлежал только им двоим, как было вначале. Но теперь их время быстро истекало.
Она заметила Чарли у окна, выходящего на мельничный ручей. Вода в нем поднялась от талого снега, он журчал, сбегая к пруду. Было еще довольно рано, половина столиков пустовала. Чарли оделся в темный костюм с галстуком, придавший ему солидный вид, — он напоминал скорее пожилого сенатора, нежели владельца городской газеты. Мэри следовало привыкнуть к его седине, но, как и прежде, белые пряди у него на висках повергли ее в шок. А может, все дело было в том, что она не могла смотреть на него, не вспоминая его же семнадцатилетним — рослым, слегка сутуловатым, словно стесняющимся своего роста, с привычкой зачесывать назад длинные иссиня-черные индейские волосы. А улыбка, его быстрая живая улыбка, по-прежнему вызывала у Мэри учащенное сердцебиение.