Снова с тобой
Шрифт:
Внезапно мысль об отце вызвала у нее неловкость. «Ничего не случится, папа ни о чем не узнает», — убеждала она себя. Но испытанный способ на этот раз не подействовал: чувство вины не проходило. Потому, что сама она помнила обо всем. И почему-то считала, что предает отца. Во-первых, прежняя близость между ними исчезла. Когда-то у нее не было секретов от отца. А теперь они говорили лишь о пустяках и повседневных делах.
Бронуин резко отстранилась.
— Может, лучше погуляем? — предложила она. — Здесь слишком душно. Я хочу подышать.
Данте сразу отпустил ее, но не сумел скрыть досаду. Однажды,
— Дело твое, — сухо произнес он.
Он наклонился над ней, чтобы открыть дверцу, и Бронуин вдруг охватила паника: она испугалась, что Данте развернет машину и умчится, едва она выйдет. Но он вышел следом, и у нее от облегчения закружилась голова.
Бок о бок они зашагали по заросшей бурьяном тропе, ведущей к кладбищу. Ветви деревьев образовывали рваный навес над головами, трава под ними была усыпана сухими ветками и желудями, которые хрустели под ногами. Тишину нарушали только щебет птиц да отдаленное журчание ручья.
Впереди на холме появились надгробия. Многие заросли мхом и покосились, надписи стали неразборчивыми. Наклонившись и проводя большим пальцем по подушечке мха на каменной плите, Бронуин ощутила странное умиротворение. Она любила кладбища, особенно старые. Значит ли это, что сама она — странная, чудная девушка? Может быть. Но здесь она острее чувствовала свою взаимосвязь с миром. Принадлежность к нему. Даже имена на надгробиях были так же знакомы, как имена людей, с которыми она часто встречалась на улицах городка. «Адольфо Терразини, 1934–1978 гг.» — должно быть, родственник ее учителя рисования, мистера Терразини. А эпитафия на соседней могиле гласила: «Пейшенс Уиттейкер, 1920–1921 гг. Та, что так легко ступала по земле, ныне окружена ангелами». Под плитой покоилась первая дочь прабабушки Макси, умершая в детстве.
Бронуин остановилась перед простым гранитным надгробием, которого прежде не замечала. Надпись на нем виднелась отчетливее, чем на других; прочесть ее было легче.
По спине Бронуин пробежал холодок.
— С ней учился в школе мой отец, — тихо объяснила она. — Она умерла, когда была всего двумя годами старше меня.
— От чего она умерла? — спросил Данте.
— Покончила жизнь самоубийством. Можешь себе представить?
— Да, могу.
Что-то в голосе Данте заставило Бронуин резко обернуться. Он смотрел вдаль, на его лице застыло странное выражение. Наконец он почти с вызовом перевел взгляд на Бронуин. В пятнистой тени дерева его серые глаза казались почти черными.
— Но если я и думал о самоубийстве, — добавил он, — это еще не значит, что я решусь на такое.
Бронуин задумалась о своей матери, похороненной на католическом кладбище на другом конце города. Больше всего Бронуин жалела о том, что ей не довелось попрощаться с матерью. Она умерла, когда Бронуин было всего девять лет, в те
— Далеко не для всех самоубийство — единственный выход. — Она сжала кулаки, напрягла руки, повисшие вдоль тела. — К примеру, моя мама боролась до самого конца.
Данте молчал, глядя на долину у подножия холма, где между плакучих ив золотистой лентой вился ручей. Когда он заговорил, Бронуин с трудом узнала его голос — он стал негромким, исполненным боли.
— А я не помню свою мать, — произнес он. — Она умерла, когда мне было два года. От передозировки наркотиков. — Он пожал плечами, но Бронуин заметила тень боли на его лице. — А моя мачеха — не подарок. Она ни на минуту не давала мне забыть, что я ей не родной.
Бронуин невольно вспомнила про Мэри. Пока они шагали по тропе обратно к машине, Бронуин коснулась руки Данте.
— Данте, у меня есть к тебе одна просьба. Для меня это очень важно, но я пойму, если ты откажешься выполнить ее.
Он улыбнулся.
— Ты хочешь, чтобы я поговорил с твоим отцом о нас? — Судя по всему, он не шутил — только тон был шутливым.
— Речь не о нас, а о моей сестре. — Она отвела взгляд, ей вдруг стало совестно смотреть ему в глаза.
— О той, у которой есть ребенок?
Бронуин кивнула.
— Сейчас Ноэль очень тяжело. Она может навсегда потерять дочь, если… если не произойдет чудо.
Данте недоуменно уставился на нее.
— Говори, что ты задумала.
Бронуин глубоко вздохнула. Ее сердце колотилось так, что она опасалась, что Данте услышит его стук. Наступил решающий момент — сейчас или никогда.
— Мне нужна твоя помощь, чтобы проникнуть в офис мужа Ноэль, — торопливо выпалила Бронуин. — Там, в сейфе, он хранит копии важных документов. Если они пропадут, ручаюсь, он согласится на все, лишь бы заполучить их обратно. Даже… прекратит это дурацкое дело об опеке.
Ей показалось, что ее слова повисли в воздухе, как запах озона после грозы. Данте ничего не сказал, только скрестил руки на груди. В знойном мареве слышались лишь гудение пчел и шум двигателя машины где-то вдалеке. Но когда Данте наконец заговорил, его голос прозвучал так резко, что Бронуин вздрогнула.
— Ты рехнулась? Ты знаешь, что будет с нами, если нас поймают?
— Я понимаю, это рискованное дело. Поэтому мне и нужна твоя помощь.
— Господи, за кого ты меня принимаешь? Я ремонтирую машины, чтобы заработать на хлеб. Кражи со взломом — не моя специальность. Твоя беда в одном: ты насмотрелась слишком много детективов. — Он пренебрежительно покачал головой. — И даже если мы сумеем проникнуть в этот офис, думаешь, открыть сейф так просто?
— Да, если знаешь код.
Он прищурился.
— Вижу, ты все предусмотрела.
— Код напечатан на карточке, которую Роберт хранит в своем столе. Но я запомнила его.
Данте закатил глаза.
— Все ясно! Ты просто из любопытства сунула нос в его стол. А потом, конечно, не удержалась и заглянула в сейф.
Бронуин усмехнулась.
— Откуда ты знаешь?
— Я ведь гений, — сердито парировал он. — Гений, которого давно пора исследовать.