Снова в дураках
Шрифт:
Пока они входили в театр и продвигались к ложе Фелтона, Женевьева была слишком занята, стараясь внушить своему спутнику, что их поцелуй совершенно ее не тронул, именно поэтому она и не заметила непривычно большое внимание, прикованное к их ложе. И только во время первого перерыва она поняла, что фактически все театральные бинокли в зале направлены на них. Быстрое ощупывание прически подсказало ей, что, хотя ее волосы и закреплены не слишком удачно, бусинки все еще там. Фелтон сидел напротив нее, тонким пальцем рассеянно скользя по золотистому металлу, украшающему край ложи, полностью
– Я так понимаю, вы не в курсе, что ваш старый поклонник вернулся в Лондон?
– наконец спросил Фелтон, поймав взгляд Женевьевы, явно говорящий о том, что она сбита с толку.
– Кажется, его появление вызвало небывалый взрыв интереса среди представителей высшего общества. Вы не знали?
– он сделал паузу.
– В таком случае я еще больше польщен вашим... вниманием в моей карете.
– Старый поклонник?
– эхом отозвалась Женевьева.
– Но у меня нет никакого...
– Ее голос умолк. Там, напротив них, в другом конце театра, в ложе Саймона Дерби был... находился Тобиас.
Ее Тобиас. Нет! Тобиас, который был ее всего лишь краткий миг. Почти ее первый муж. Когда они втайне сбежали, он был долговязым, костлявым подростком, суетливым и неугомонным. Мужчина, который через зал поймал ее взгляд, был еще более высоким, но и более солидным. Беспорядочно вьющиеся кудри составляли его прическу. А его глаза! Она узнала блеск в его глазах.
Негодяй! Как он смеет так публично приветствовать ее - если вообще он ее приветствует?
Женевьева быстро отвернулась. Бровь Фелтона приподнялась, выдавая его вялый интерес к происходящему.
– Как это странно, встречать знакомых после столь длительного отсутствия, - сказала она ему. Это был единственный комментарий, пришедший ей на ум.
– Знакомых?
– поинтересовался Фелтон, его бровь подпрыгнула чуть выше.
– Ничего больше, - ответила Женевьева, пожимая плечом.
Действительно, с его стороны было весьма невежливо напоминать о ее прошлом. Ведь теперь она почтенная вдова. Уголком глаза Женевьева заметила, как Тобиас встал и поклонился леди Генриетте, жене его брата, а это означало, что он собирался покинуть ложу. Зная Тобиаса, можно было ожидать, что он постучит в дверь их ложи спустя пару минут, не думая, какой скандал это вызовет. Она повернулась к Фелтону.
– Поцелуйте меня, пожалуйста, - произнесла она весьма игриво.
Он откинулся назад на своем стуле и закрыл глаза, словно неотесанная деревенщина.
– Фелтон, - повторила она.
– Я хотела бы, чтобы вы меня поцеловали. Пожалуйста.
Маска невозмутимого спокойствия, словно саван, наконец, спала с его лица.
– Вы вполне отдаете себе отчет, что такой поцелуй покажет всему обществу наши намерения насчет женитьбы?
– спросил он достаточно вежливо.
Целовать ее он не собирался. Женевьева почувствовала, как ее раздражение разливается по щекам розовым цветом.
Легкая язвительная улыбка тронула губы Фелтона.
– Кажется, у вас разыгрались нервы. Но для подобного жеста требуется подходящий момент.
Она сузила глаза.
– И когда же он настанет?
Раздался стук в дверь, и Фелтон произнес:
– Войдите!
– Что?!
– рявкнула Женевьева, внезапно совершенно разъяренная. Она презирает их обоих!
– Сейчас, - сказал Фелтон.
Он встал, поднял Женевьеву на ноги, сжал ее лицо своими длинными, изящными пальцами и поцеловал ее. Прямо в губы, на виду у каждого сколько-нибудь значимого представителя светского общества, включая мистера Тобиаса Дерби, так недавно вернувшегося из Индии.
Женевьева задохнулась и полностью забыла о джентльмене, только что вошедшем в ложу. Губы Фелтона были прохладны и решительны, от него исходил слабый аромат изящных мужских духов. Она вся задрожала и уже собиралась подтянуть его поближе, когда он внезапно отстранился.
– Мистер Дерби, - произнес Фелтон.
– Хотя мы и не встречались с вами ранее, я, конечно же, рад вас приветствовать.
Тобиас ничуть не изменился. Очевидно дьявольские отродья не меняются с годами. Его волосы свободно вились, как и тогда, когда он был юношей. Его глаза оставались точно такими же: горящими страстной решимостью. Будучи девушкой, она всегда думала, что он похож на ветер, дующий над вересковой пустошью, и вот он стоит перед ней все тот же, но только больше, сильнее, ярче любого утонченного джентльмена из высшего общества.
Женевьева шагнула ближе к Фелтону.
– Отлично, - сказала она, остро ощущая, как сотня пар глаз уставилась на них, фиксируя каждое мгновение встречи.
– Полагаю, что так. Хотя я предпочла бы менее бросающуюся в глаза встречу, мистер Дерби.
Он пожал плечами.
– Я хотел навестить вас завтра утром, но вот вы здесь, и я не смог делать вид, что не замечаю вас.
– Он усмехнулся, и его глаза окинули ее с головы до ног столь же открыто, как это сделал бы любой уличный негодяй.
– Вы выглядите очень изысканно, Женевьева.
Женевьева почти улыбнулась в ответ. Конечно же, нанести ей частный визит завтра утром было бы вежливо и осмотрительно, но Тобиас принадлежал к тем мужчинам, что шли к своей цели напролом.
– В самом деле, присядьте, - предложил Фелтон, казалось, все это доставляет ему удовольствие.
– Тогда большая часть публики не сможет нас видеть, пусть помучаются от любопытства.
Тобиас оказался намного массивнее, чем его помнила Женевьева. Как только он отошел от двери, ложа показалась ей почти тесной. Женевьева несколько замешкалась, но села.
Тобиас Дерби выглядел так, словно был готов расцеловать свою жену - ну, вообще-то, Женевьева никогда полностью не была его женой - и с трудом сдерживается, чтобы не броситься к ней через всю ложу. Однако это было бы неблагоразумно, как сказал бы его брат-близнец. В результате, он всего лишь поклонился.
– Мистер Фелтон, я также рад вас видеть.
Фелтон махнул рукой на один из хлипких небольших стульев рядом с Женевьевой.
– Да садитесь же вы, - произнес он вялым голосом, который так презирал Тобиас.
– Мы можем и дальше разочаровывать толпу, ведя вполне цивилизованную беседу.