Сны инкуба
Шрифт:
Я стала отодвигаться от Мики, но он слегка напряг руки. И был прав. Я могла сорваться и перевести это все на физический уровень, что было бы неразумно. Очень хотелось закатить сейчас Ричарду пощёчину.
Я осталась на месте, но уже не спокойно.
— С этим не могу спорить.
— Я не про Жан-Клода, — сказал он.
— Ты уже со мной порвал, когда я первый раз была с Микой.
Он тряхнул головой и застонал — наполовину от боли, наполовину от злости, наверное.
— Когда я успокоился, я мог простить тебя насчёт Мики. Я видел, как это было у Райны с Маркусом. Но ты его сюда впустила жить. Даже это я бы пережил, или попытался пережить, но я думал, ты имеешься с Натэниелом. Я думал, что ты с ним трахалась, ещё не порвав со мной.
— Прежде всего, это ты со мной порвал, Ричард. — Я так разозлилась, что меня лучше было не держать. — Мика, отпусти меня.
— Анита…
— Отпусти, я постараюсь не делать глупостей.
Он вздохнул, но руки опустил. Я отошла чуть-чуть, чтобы только не прижиматься к его телу.
— Как я сказала, ты со мной порвал, Ричард, а не я с тобой. Ты со мной порвал, потому что — цитирую: ты не хотел любить человека, которому среди монстров уютнее, чем тебе. Конец цитаты.
Он, кажется, действительно смутился.
— Это было несправедливо с моей стороны, и я об этом сожалею.
Наконец-то он довёл меня до желания как следует поссориться, и тут же просит прощения — что же это за ссора?
— О чем сожалеешь: что ты это сказал, или что ты так считаешь?
— Анита, я бы действительно хотел, чтобы это мы обсуждали только вдвоём. Прошу тебя.
Я покачала головой:
— У тебя был шанс остаться со мной наедине, и ты не захотел. Вот руки, которые держали меня, когда я плакала о тебе, и они заслужили право здесь остаться.
— Что ж, это справедливо, — кивнул он, — но есть некоторые вещи, которые ты заслужила право услышать, а они нет. Если бы ты снова хоть раз позволила мне быть наедине с тобой, я бы мог тебе их сказать, но раз они здесь, я скажу только вот что. Я думал, что ты обманываешь меня с Натэниелом ещё до появления Мики. Сейчас я знаю, что это было не так.
— Как тебе вообще взбрело в голову, что я ещё тогда могла с Натэниелом?
— Как ты на него смотрела. Как реагировала на его присутствие.
Он смотрел на меня, и по его лицу ясно читалась мысль: как мне было не думать?
— Мне многие мужчины нравятся, но это ещё не значит, что у меня с ними секс. — На языке вертелись слова: «Раз ты не пропускаешь ни одной юбки, это ещё не значит, что я веду себя так же», — но этого я не сказала. Во-первых, это не совсем правда, а во-вторых, ссора стала утихать, и не мне её раздувать заново.
— Теперь я это знаю, и прошу прощения. — Он глянул на Натэниела, который, наверное, пока мы спорили, уже сунул печенья в духовку, потому что сейчас расставлял тарелки, а противней нигде не было видно. — Ты меня спросила, почему, если с Клер у меня секс, я не смотрю на неё так, как ты на Натэниела.
— Прости, у меня не было права спрашивать, тем более в её присутствии.
— Я первый начал. Но ответ простой: я не чувствую к ней того, что ты к Натэниелу.
Я покачала головой:
— Почему все так уверены, что мы с ним пара?
Он улыбнулся, и улыбка вышла грустной, задумчивой и горькой одновременно. Как Мика улыбался, когда впервые ко мне пришёл.
— Потому что сейчас вы больше пара без секса, чем бывал я с кем-нибудь, с кем спал.
Я не добавила «включая Клер», потому что это не моё дело, и это было бы злобно. Быть злобной я не хочу.
— Секс не объединяет в пару, Ричард, объединяет любовь.
Не успело слово сорваться с языка, я уже о нем пожалела. И застыла, боясь глядеть на что-нибудь, кроме лица Ричарда, потому что не знала, как выглядит моё, и не хотела показывать своё потрясение Натэниелу, а что ещё могу показать — тоже не знала. Я не собиралась этого говорить.
— Ты всегда так, — сказал Ричард.
— Как — так? — спросила я довольно жалобно, что совсем не в моем стиле.
— Сопротивляешься, не поддаёшься.
— Чему сопротивляюсь?
— Любви, Анита. Тебе очень не нравится, когда ты кого-то любишь. Не знаю, почему, но это так.
На это у меня ответа не было.
— Я пойду посмотрю, как там Грегори. Либо Дамиан уже спит, либо его сожрал.
Он пытался шутить, но глаза его выдавали. Однако Ричард повернулся и вышел, исчез в полумраке гостиной.
Вдруг стало очень, очень тихо. Если Мика и стоял рядом со мной, то ни один звук его не выдавал. Я знала, что он там, но он, наверное, задержал дыхание, ожидая, что я сейчас что-нибудь скажу или что-нибудь сделаю. Беда была в том, что я не знала, что делать.
Натэниел прошёл мимо меня, не сказав ни слова. Он нёс стопку тарелок, зеленого и синего стекла, и стал расставлять их на столе перед стульями — синяя, зелёная, синяя, зелёная. Он обошёл стол поодаль от меня, и поставил последнюю тарелку во главе стола на почтительном от меня расстоянии. Я стояла, как идиотка какая-то, будто приросла к месту, и язык отнялся. Не могла я признаться в бессмертной любви, потому что не это я сейчас чувствовала. Не это.
Он чуть шагнул в сторону от стола и вдруг оказался прямо передо мной, и обдал меня ароматом ванили, и не от печенья. Лицо у него было серьёзное, только глаза чуть смеялись, когда он наклонился ко мне и поцеловал меня, стоящую столбом, как идиотка, в щеку. Я боялась. Дико боялась, что он потребует сейчас сказать, что я его люблю, или что-нибудь столь же смехотворное или столь же немыслимое. Но он ничего такого не сделал — только поцеловал меня и отодвинулся с улыбкой.
— Мне сотни людей говорили, что любят меня, но это была неправда. Они просто хотели мной попользоваться. Ты никогда не говорила вслух этих слов, но ты их имела в виду.
Загудел таймер духовки, и Натэниел отвернулся с улыбкой.
— Печенье готово!
Он взял посудное полотенце и вытащил готовые бисквиты. Они были золотисто-коричневые, и запах от них наполнил кухню. Натэниел вытащил второй противень, закрыл духовку и посмотрел на меня.
— Я знаю теперь твои чувства ко мне, потому что ты скорее умерла бы, но не произнесла этих слов при Ричарде, если бы это не была правда. Если ты никогда не скажешь их снова, я всегда буду благодарен, что однажды их услышал.