Сны инкуба
Шрифт:
— Приезжай сегодня в клуб посмотреть моё выступление. Пожалуйста.
Я покачала головой:
— Я сегодня работаю.
— Пожалуйста, — повторил он.
Это «пожалуйста» было не только в голосе, оно заполнило его глаза. Он хотел, чтобы я видела его на сцене, окружённого криками оголтелых фанаток. Может быть, он хотел мне показать, что пусть я его не хочу, есть такие, которые хотят. Что ж, я заслужила, чтобы меня ткнули мордой.
— Когда ты выступаешь?
Он назвал время.
— Я смогу посмотреть часть, быть может, но вряд ли полностью.
Он
— Мне надо посмотреть, готов ли мой костюм.
У двери он повернулся с полным энтузиазма лицом:
— А если я стану мохнатым, ты мне все равно оставишь метку?
— Я с мохнатыми не имею дела, — сказала я.
Он надул губы, как избалованный ребёнок.
— Слушай, ты жуть до чего назойлив, тебе это говорили?
Он улыбнулся.
— Я с мохнатыми не тискаюсь, — повторила я.
— Но если я не буду мохнатым, тогда да?
Что-то в его голосе было мне подозрительно, но я кивнула:
— Да.
Он исчез в сумраке гостиной.
— Увидимся в клубе!
Я заорала ему вслед:
— Если будет ещё одно убийство, все отменяется! Расследование убийства имеет приоритет перед выступлением моих бойфрендов в стриптизе!
Опять это слово само выскочило — бойфренд.
На лестнице ещё звучал смех Натэниела. Он мне напомнил ещё одного мужчину моей жизни, который сегодня утром тоже ушёл со смехом. Чертовски я сегодня всех веселю.
Глава двадцать седьмая
Поцелуй Мики ещё не остыл у меня на губах, когда Ронни позвонила в дверь. Бессонная ночь наконец достала Мику, и он пошёл спать. Кроме того, Ронни совершенно не нужна была публика.
Она разглядывала дверь, когда я её с трудом отворила.
— Что тут случилось?
Я стала искать сокращённый вариант, не нашла и ответила:
— Давай сначала кофе выпьем.
У неё брови поползли вверх, но больше под тёмными очками ничего не было видно. Ронни пожала плечами. Был на ней коричневый кожаный жакет, её любимый в последнее время. Сейчас она его застегнула наполовину, и виднелся оттуда свитер грубой вязки.
Я постаралась не нахмуриться. На улице должно было быть градусов семьдесят [1] . Закрыв дверь, я спросила:
— Там холодно?
Она ссутулилась:
— Мне с самой этой свадьбы холодно, никак не согреюсь.
Я не стала говорить, что у оборотней температура тела обычно выше, чем у людей, и тепло, которого ей не хватает, носит имя Луи. Не сказала потому что это было бы слишком очевидно и слишком жестоко.
Она прошла через затемнённую гостиную к открытым дверям кухни. Когда я буду точно знать, что Дамиан лёг на дневной отдых, тогда я и открою шторы. В кухне Ронни неуверенно остановилась:
1
По Фаренгейту (21 по Цельсию)
— А
— Мике пришлось пойти спать, Грегори и Натэниел наверху, возятся с костюмами для работы. Что-то там с кожаными ремнями у них.
Она села на стул, где сидел до того Ричард, откуда видны все двери и при этом открывается вид из окна. Или это он случайно так сел, а причину я домыслила. Вряд ли Ричард думал об осторожности, когда выбирал место. А может, я к нему опять несправедлива. Ладно, проехали.
Ронни не снимала очки, хотя здесь солнце не слепило. Светлые волосы свисали прямые, густые, и будто она их расчесала, но ничего больше не делала, и концы не завивались вверх, как она любит. Ронни почти никогда так не выходит. А сейчас она сгорбилась над столом, где стояла чашка с кофе, как жертва похмелья.
— Печенье будешь? — спросила я.
— Он в самом деле готовит?
Я чуть не сказала: бывала бы ты здесь почаще, сама знала бы, но я сегодня хорошая.
— Да, готовит. Он продукты покупает, продумывает меню, и почти вся домашняя работа на нем.
— Ну-ну, просто богиня домашнего очага.
И голос у неё был противный при этих словах.
Я решила быть помягче, раз она страдает, и пусть она решила меня достать, я все равно не хотела сегодня ссориться с Ронни.
— Мне нужна была жена, — сказала я, сохранив спокойный голос.
— Всем нам, — ответила она уже без яда и сделала малюсенький глоток. — Вряд ли я смогу сейчас есть.
Я тоже глотнула кофе, побольше, и спросила:
— Ладно. У тебя есть план, как пойдёт этот разговор?
Она посмотрела на меня, все ещё не снимая очков, и глаз её я не видела.
— Ты в каком смысле?
— Ты хотела говорить. Я так понимаю, что о Луи и о том, что было вчера вечером?
— Да.
— Тогда говори.
— Не так это просто.
— Ладно, тогда можно мне задать вопрос?
— Смотря какой.
Я набрала в грудь воздуху и взяла быка за рога:
— Почему ты отказалась от предложения Луи?
— И ты туда же.
— В смысле?
— Ты сейчас тоже скажешь, будто думала, что я соглашусь?
Я хотела снять с неё очки, посмотреть в её глаза, увидеть, что она на самом деле думает.
— Вообще-то да.
— Но почему, ради всего святого?
— Потому что никогда ни с кем не видела тебя такой счастливой так долго.
Она резко отодвинула кофе, будто и на него разозлилась.
— Я была счастлива тем, что есть, Анита. Зачем ему надо было все менять?
— Вы ведь вместе проводили больше ночей, чем порознь? Я права?
Она только кивнула.
— Он сказал, что предложил сначала съехаться. Почему было не попробовать?
— Потому что мне нравится моя берлога. Я люблю Луи, но зверею, когда он занимает мой шкаф, мою аптечку. Он под свои вещи занял два ящика комода.
— Вот сволочь! — возмутилась я.
— Не смешно.
— Не смешно, сама знаю. Ты ему сказала, что тебе не хочется, чтобы он перевозил к тебе свои вещи?