Сны инкуба
Шрифт:
— Пыталась.
— Ты хочешь, чтобы он ушёл, совсем из твоей жизни?
Она покачала головой:
— Нет, но хочу вернуть свою квартиру — такую, как она была. Не хочу приходить домой и видеть, что он переложил все в шкафу, чтобы легче было найти. Если я хочу перекопать каждый ящик, чтобы найти томат-пасту, это моё дело. А он даже не спросил, просто прихожу я однажды домой, а он в кухне все переставил. Я ничего найти не могла. — Она сама слышала, какой мелочной обидой это прозвучало, потому что сдёрнула очки и выдала мне всю силу наполненных страданием серых глаз. — Ты считаешь, что это глупо?
— Нет, ему следовало бы тебя спросить перед тем, как наводить порядок.
Тот факт, что Натэниел не только все устроил у меня в кухне по-своему, но и выбросил все, что счёл неподходящим, афишировать не стоило.
— Я была счастлива встречаться с Луи, но выходить замуж не хочу ни за кого.
— Окей.
— Окей — и все? Ты не пытаешься меня уговорить?
— Слушай, я сама под венец не рвусь, так чего я тебя буду туда толкать?
Она всмотрелась мне в лицо, будто выискивая признаки лжи. Ронни побледнела, глаза у неё запали, будто она спала в эту ночь не больше Мики.
— Но ты же разрешила Мике к тебе переехать.
Я кивнула:
— Да.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем тебе надо было, чтобы он к тебе переезжал? Я думала, ты не меньше меня любишь независимость.
— Я осталась независимой, Ронни. Переезд Мики этого не отменил.
— Он не пытается тобой командовать?
Я посмотрела на неё недоуменно.
— Прости, Анита, но мой отец вёл себя с матерью по-свински. Я видела её фотографии на сцене, когда она училась в колледже. Она очень хотела играть, но ему не нужна была жена, которая работает. Ей полагалось быть совершеннейшей хозяюшкой. Она это ненавидела, и его тоже ненавидела.
— Ты — не твоя мать, — сказала я, — а Луи — не твой отец.
Иногда в разговорах по душам приходится говорить очевидное.
— Тебя там не было, Анита, ты этого не видела. Она стала искать утешения в бутылке, а он не замечал, потому что с виду все было в порядке. Она никогда не буйствовала, никогда не валялась пьяной. Ей просто нужно было постоянно поддавать, чтобы прожить день, а потом ночь. Как это называется, функционирующий алкоголик.
На это я не знала, что сказать. Мы давно пересказали друг другу все свои печальные истории. Она знала все о смерти моей матери, о том, как отец мой женился на этой снежной королеве — моей мачехе, о моей идеальной сводной сестре. Все свои детские семейные горести мы давно друг другу поведали. И все это я знала, так зачем вспоминать опять? Затем, что предложение Луи это как-то всколыхнуло.
— Ты мне пару месяцев назад говорила, что Луи — совсем не то, что твой старик.
— Да, но он все равно хочет мною владеть.
— Владеть, — повторила я. — Что это значит — владеть?
— Мы встречаемся, у нас классный секс, мы любим общество друг друга, зачем ему ещё ко мне переезжать или заставлять меня за него выходить?
На лице Ронни отразилось что-то похожее на самый натуральный страх.
Я взяла её за руку, стиснутую в кулак.
— Ронни, он тебя не может заставить.
— Но если я на что-нибудь не соглашусь, он уйдёт. Либо мы движемся к чему-то, либо он уходит. Вот так он пытается меня вынудить выйти за него замуж.
У меня было такое чувство, будто не хватает квалификации для этого разговора, потому что логика у неё была безупречна, но все было на самом деле не так. Я знаю Луи, и он бы в ужас пришёл, узнав, что его предложение и желание узаконить отношения считаются попыткой стать собственником. Я почти на сто процентов была уверена, что он такого думать не думал. Стиснув руку Ронни, я попыталась придумать, что бы такого сказать полезного. Ничего в голову не приходило.
— Не знаю, что сказать, Ронни, кроме одного: я не верю, что Луи хотел тебе сделать так плохо. Он тебя любит, и думал, что и ты его любишь, а когда люди друг друга любят, им свойственно жениться.
Она отобрала руку.
— Откуда мне знать, что это любовь? В смысле та самаялюбовь, типа пока-смерть-не-разлучит-нас?
На это я уже могла ответить.
— Это невозможно знать.
— В смысле — невозможно? Должен же быть какой-то тест, признак, что-то такое? Я думала, что если влюбиться по-настоящему, такого страха не будет. Я буду на сто процентов уверена, без сомнений, но сейчас не так. Я просто в ужасе. А ну как это значит, что Луи — не тот единственный? И я сделаю страшную ошибку? Разве я не должна быть уверенной?
Теперь я точно знала, что не по моей квалификации разговор. От меня требовался совет лучше, чем я могла дать.
— Не знаю.
— Когда ты Мику сюда впустила, ты уверена была, что поступаешь правильно?
Я подумала и пожала плечами.
— Это было не так. Он переехал чуть ли не раньше, чем мы стали встречаться, и я… — Ну как сказать словами то, что только чувствуешь? Передать вещи, для которых нет слов? — Не знаю, почему я не психовала в панике, когда он переехал — но так получилось. Как-то утром захожу я в ванную — а там бритва и все прочее. Потом, при стирке, его чистые футболки перепутались с моими, и мы так это и оставили, раз мы одного роста. Я никогда раньше не встречалась ни с кем, чьи вещи мне подходили бы, и это даже как-то приятно надевать его джинсы и рубашку, особенно если она пахнет его одеколоном.
— Боже мой, да ты его любишь! — сказала она с отчаянием, чуть ли не с воем.
Я пожала плечами и глотнула кофе, поскольку от разговоров только хуже выходило.
— Может быть.
Она затрясла головой:
— Нет-нет, у тебя лицо мягчает, когда ты о нем говоришь. Ты его любишь.
Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня как на предательницу.
— Послушай, Мика переезжал постепенно, но у меня не было ощущения чужого в доме, как у тебя с Луи. Мне нравится, что в ванной его вещи. Мне нравится, что в шкафу есть его и её стороны. Когда я вижу его вещи вместе с моими, возникает чувство полного буфета.
— Чего?
— Вытащить футболку и понять, что это из тех, что я ему купила, зелёная под цвет его зелёных глаз — такое же ощущение, как будто у меня полный буфет любимых лакомств, на улице зимний вечер, и мне никуда не надо идти. Все, что нужно, есть в доме.
Она смотрела на меня в тихом ужасе.
Да я и сама слегка испугалась, услышав от себя такое, но это чувство отступило перед волнением осознания: пытаясь ответить Ронни, я сама ответила на свой вопрос. Я улыбалась, пока она смотрела на меня, потрясённая. Не могла сдержать улыбки, и было мне так хорошо, как уже много дней не было. И тут мне ещё пришла в голову одна мысль, и я произнесла её, так же улыбаясь: