Сны инкуба
Шрифт:
— Грегори, не надо мне помогать.
Он пожал плечами, что для леопарда выглядит странно — не неуклюже, просто непривычно.
— Прошу прощения.
— Ты хочешь, чтобы я ответил на её вопрос? — спросил Натэниел очень осторожно.
— Отвечай или не отвечай, мне плевать.
Он склонил голову набок, и выражение его лица явно сообщало, что он мне не верит. Он был прав, я бы предпочла, чтобы он не ответил. Он дал мне возможность быть хозяином и велеть ему не отвечать, но я её упустила. Не заняла трон, на который он меня приглашал, а если ты не командуешь, то от тебя не зависит, что будет дальше.
Он подошёл к Ронни, стараясь, чтобы я видела колыхания его роскошного зада на ходу. Иногда я сомневаюсь, знает ли Натэниел, насколько он красив, а иногда он мне показывает, что он отлично знает, как выглядит. Вот как сейчас.
Жар бросился мне в лицо, когда я смотрела на его походку, и я наконец поняла, почему смущаюсь. Я обещала поставить ему засос, а он хочет совокупления. И этот проход по комнате был как анонс эротического сна, он заставил меня поёжиться и почувствовать себя неуютно, будто я снова девочка-подросток и у меня «эти ощущения» впервые, и не с кем об этом поговорить, потому что у хороших девочек такого быть не должно.
Он дёрнул головой, и его волосы пролились на Ронни и стекли с неё, будто она прошла сквозь занавес, только оставаясь сидеть на месте. Как будто он ей дал пощёчину, а не подразнил. Он встал очень прямой, очень высокий, рядом с её стулом и сцепил руки за спиной.
— Отвечая на твой вопрос: Я…
Он стал поднимать руки вверх, до середины спины:
— очень…
Руки со сцепленными пальцами поднялись до лопаток:
— очень…
Руки вывернулись в суставах и поднялись вверх, показывая на потолок:
— гибкий.
И он медленно опустил руки обратно, но смотрел не на Ронни, а на меня.
Я не покраснела, я побледнела. Почувствовала, что я в ловушке. В какой ловушке? Вопрос на десять тысяч долларов. Даже самой себе я не могла ответить точно.
Ребята ушли чинить костюм Натэниела. Наступило молчание — глубокое, долгое и неловкое. По крайней мере, для меня неловкое. Я не глядела на Ронни, потому что пыталась придумать, что сказать. Но мне не стоило беспокоиться, слова нашла она.
— Черт побери, Анита, черт бы тебя побрал!
Я не стала на неё смотреть.
— Что ты имеешь в виду?
Слишком неуверенный был у меня голос для возмущённого, но попробовать все же стоило.
Ронни смотрела на меня взглядом, который мне не понравился. Слишком он был проницателен. Мы дружили несколько лет, и то, что мы разошлись, ещё не значило, что она меня не сможет прочесть.
— Ты ещё с ним не была.
— Почему ты так думаешь?
— Да брось, Анита, ты никогда так не смущаешься, когда мост уже перейдён. Для тебя совокупление — это разрешение на роман. А пока его нет, тебе рядом с этим мужчиной неловко.
Я снова покраснела, сложив руки на груди, и прислонилась к островку, пытаясь прикрыть волосами рдеющие щеки — неудачно.
— Так ты всегда знала, когда я с кем-нибудь в первый раз?
— Почти всегда, только не с Жан-Клодом. Он сбил и твой радар, и мой.
Я подняла глаза:
— А это как?
— Тебе при нем было неловко и после того. Я думаю, это одна из причин, по которым я его не люблю. Я тогда думала, что если вы в таком конфликте, то роман ненадолго.
Я пожала плечами:
— Не помню, чтобы мне при нем потом было неловко.
Она посмотрела на меня молча. Мне хватило приличия смутиться.
— Ладно, может быть. Но это неправда, что мне перестаёт быть неловко после первого же раза. Нужно несколько сеансов, немножко «монотонной моногамии», чтобы совсем не напрягаться.
Она улыбнулась:
— Согласна. Самый лучший секс бывает тогда, когда уже кое-что друг о друге знаешь. — Она посмотрела на меня, снова посерьёзнев: — Но ты действительно ещё с ним не была?
Я покачала головой.
— Почему?
Я посмотрела на неё.
— Анита, после этого спектакля, который он сейчас устроил, я бы ему отдалась без крика.
Я посмотрела пристальней.
— Ты сказала, что он спит в твоей кровати, с тобой и с Микой, так?
Я кивнула.
— Давно?
— Месяца четыре.
— Четыре месяца с тобой под простынями, и ты ему до сих пор не дала?
— Ронни, подбери другое слово. Если хочешь продолжать разговор, выбирай другие выражения.
— Извини, ладно, ты с ним не занималась любовью, если тебе так больше нравится?
Я кивнула.
— Почему же ты этого не сделала? Он явно этого от тебя хочет.
Я пожала плечами.
— Нет, на это я хочу получить ответ. Это Жан-Клод провёл черту и не хочет делить тебя с большим количеством мужчин?
— Нет.
— У Мики с этим проблемы?
— Нет.
— Тогда почему?
Я вздохнула.
— Потому что когда я разрешила Натэниелу ко мне переехать, он был как щенок с перебитой лапой — которого надо лечить и за ним ухаживать. Он был такой покорный, что хотел, чтобы кто-нибудь управлял его жизнью и командовал им самим. У меня достаточно собственных забот, и я вроде как требовала, чтобы он переменился, стал более независимым. Он это сделал, и получилось хорошо.
— Он куда более уверен в себе, чем когда я его в прошлый раз видела, — сказала Ронни. — То есть почти другой человек.
Я покачала головой:
— Он стриптизер, определённый уровень уверенности ему необходим.
Она тоже покачала головой:
— Нет. У меня в колледже была соседка, которая по вечерам зарабатывала стриптизом на учёбу. Она была с жуткими комплексами.
— Так как же она выступала?
— У неё от этого возникало чувство, что кто-то её хочет. По сравнению с её детством твоё и моё — просто «Ребекка с фермы Саннибрук».