Сны инкуба
Шрифт:
— Ой-ой, — сказала я.
— Ага, и она из-за стриптиза чувствовала себя и лучше, и хуже одновременно.
— Что с ней стало? — спросила я.
— Окончила колледж, нашла работу, нашла религию, сейчас замужем с двумя детьми и такая святоша, что не может разговаривать с человеком без попыток его обратить.
— Нет никого святее раскаявшегося грешника.
— Стриптиз — это не грех, Анита. Нагота — не грех, нагими Бог посылает нас в мир. Как это может быть грехом?
Я пожала плечами.
— И секс тоже не грех, Анита.
— Умом я это знаю, Ронни, но голос бабушки во мне не умолкает. Секс есть зло, мужчины, которые хотят до тебя дотронуться, тоже зло, а тело твоё — грязь. Все это мерзость. И монахини мне тоже не помогли выработать другое отношение.
— Если ты католик, то это навсегда?
Я вздохнула:
— Да, наверное.
Честно говоря, я думаю, что многое тут наворотили моя бабуля и мачеха, у которой каждое прикосновение было как одолжение. После смерти матери прикосновения в нашей семье не очень приветствовались.
— У тебя к Натэниелу чувство вины. Почему так?
— Мне полагается заботиться о нем, Ронни, а не иметься с ним.
— Анита, можно о ком-то заботиться и спать с ним одновременно. У женатых это каждый день.
Я снова вздохнула:
— Не знаю, чем он меня отпугивает, но отпугивает.
— Ты его хочешь.
Я закрыла лицо ладонями и едва ли не заорала:
— Да, да, хочу! — Только от произнесения этих слов я сжалась изнутри. — Он начал со мной жизнь как предмет забот, а не как кандидат в бойфренды.
— Разве ты и твои бойфренды друг о друге не заботитесь?
Я подумала над ответом:
— Думаю, да. То есть я об этом не думала.
— Почему ты так активно стараешься найти причины, чтобы отговорить себя от Натэниела?
Я нахмурилась:
— Джейсон мне сказал, что это будто потому, что Натэниел недостаточно агрессивный. Что если мужчина чуть-чуть больше инициативен, у меня чувство, будто выбор не за мной, и вина тогда не на мне. Натэниел вроде как вынуждает меня сделать первый шаг, быть главной, быть…
— Виноватой, — подсказала она.
— Может быть.
— Анита, меня ужасает перспектива провести остаток жизни с одним и тем же мужчиной. Вот почему: вдруг как на следующий день, когда я скажу Луи «да», передо мной появится мужчина с телом Натэниела? И я что, дам ему от ворот поворот?
— Да, — сказала я. — Вроде бы это и означает любовь?
— Особенно в словах девушки, которая спит с большим количеством мужчин, чем я за последние три года встречалась.
— Меня воспитали в убеждении, что в браке все, что раньше было грязным, становится хорошим. Вдруг все чувства становятся абсолютно законными и священными. И мне как-то трудновато с этим смириться.
— С чем?
— С мыслью, что никогда не выйду замуж. Смириться, что я никогда не избавлюсь от этого чувства насчёт Жан-Клода, Мики, Натэниела, Ашера, да и Дамиана, ладно, черт с ним. Что как бы ни повернулось, а я все равно буду жить в грехе.
— Ты хочешь сказать, что предпочла бы любить кого-то одного и быть с ним в браке?
— Так я думала когда-то. А теперь… — Я села на стол. — Ронни, я не знаю. Не могу я теперь представить себе, что я только с кем-то одним. У меня жизнь не складывается никак, если оставить только одного из них.
— И это не даёт тебе покоя.
— Да.
— Почему?
— Потому что так не должно быть.
— Анита, «должно быть» — это для детей. Взрослые знают, что будет все так, как ты сам сделаешь.
— Ронни, моя жизнь налажена. Натэниел — как моя жена, а Мика — как другой муж. Он работает на коалицию и помогает мне заниматься леопардами и прочими оборотнями. Партнёрство. Я всегда считала, что таким партнёрством может быть брак, хотя, похоже, никогда не бывает.
— И как в эту домашнюю идиллию вписывается Жан-Клод?
— Я думаю, как захочет. Он занимается своим бизнесом, управляет своей территорией, и мы встречаемся.
— Ты, он и Ашер?
— Иногда.
Она покачала головой:
— А Дамиан?
— Пока ещё не знаю.
Она посмотрела на стол, на свои лежащие на нем руки.
— Я думаю, нам обеим предстоит интересный личный выбор. — Посмотрев на меня, она нахмурилась — едва заметно. — Почему мне кажется, что у тебя варианты гораздо интереснее?
Я улыбнулась:
— У тебя вопросы моральных обязательств, брака, страха быть связанной на всю жизнь с одним и тем же человеком. У меня проблема в том, что любой выбор, кроме этого моногамного, превращает меня в потаскуху. И мы обе должны разобраться со своими проблемами.
— Из твоих слов можно заключить, что ты ходишь к психоаналитику.
— Рада, что это видно.
— Так ты говоришь, что каждая из нас имеет ту личную жизнь, которую имеет, и мы должны сразиться со своими демонами и победить их?
— Или понять, что те, кого мы считали чудовищами, не слишком от нас отличаются.
— Ты действительно была убеждена, что вампиры — ходячие трупы?
— До глубины души.
— Тебе нелегко было тогда в такого влюбиться.
— Да, — кивнула я.
Она взяла мои руки в свои.
— Прости, что я так бесилась из-за Жан-Клода. Я постараюсь вести себя получше.
Я улыбнулась и сжала её руки:
— Извинения приняты.
— Мне тридцать, и никогда я не была так счастлива. Я поговорю с Луи, чтобы он дал мне больше свободы, и, может, поговорю с консультантом по семье и браку.
— Могу я сказать, что рада это слышать, не получив в ответ обвинения, что я тебя толкаю за него замуж?
Она улыбнулась и даже смутилась — была столь любезна.