Сны инкуба
Шрифт:
Она покачала головой.
— Да, — сказала я, — не выдерживает. Можно не все рассказывать, но столько скрывать — это перебор.
— Я все равно не верю Жан-Клоду, и это ты меня учила, что вампиры — это просто покойники, как бы ни были они соблазнительны.
— Я сменила мнение.
— А я нет.
— Так что о вампирах в моей жизни мы говорить не будем.
— Остаются ещё двое, о которых можно говорить.
— Только если ты не будешь их сравнивать с бифштексом и молочным коктейлем.
— Послушай, последний раз, когда ты говорила о Натэниеле, ты жаловалась, что тебе рядом с ним очень неловко. Ты говорила о нем так, как я думала о Луи, так что в те времена жалобы у нас были одни и те же, но ты стала меняться. И когда говорила о Натэниеле, стала просто размякать.
— Да?
— Да, — кивнула она.
— Странно, насчёт меня и Натэниела все заметили раньше меня, даже Ричард.
— Что?
Я покачала головой:
— О Ричарде я говорить не хочу. Скажу одно: я видела его новую девушку.
— Господи, когда это?
Я помотала головой, потому что никак нельзя было рассказать, не упоминая о вампирах больше, чем Ронни хотела бы слышать. Сам факт, что она раздражалась, когда я упоминала о вампирах в моей жизни, делал невозможным разговоры с ней об этой самой жизни. Как мне объяснить, что произошло сегодня между мной и Ричардом, не упоминая ardeur, Жан-Клода, Дамиана и прежнего мастера Дамиана? А если рассказать, начнётся лекция насчёт того, как Жан-Клод губит мою жизнь из гнусных побуждений. Жан-Клод — это Жан-Клод, и я с этим какое-то время назад смирилась.
Наконец я смогла произнести какие-то из этих мыслей вслух. Недавно я поняла, что правда — это единственный способ сохранить отношения, тем более развить. Я хотела, чтобы мы снова стали с Ронни подругами, настоящими, если это возможно.
— Почти все, что сегодня было, вертится вокруг вампиров, Ронни. Если я не могу тебе о них говорить, то даже начать не могу рассказывать, что произошло.
— Жан-Клод ещё сильнее запутал твою жизнь.
Я покачала головой:
— Вряд ли Жан-Клод мог бы такое придумать даже в кошмарном сне. Кроме того, он вообще вышел из себя, что Дамиан получил меня первым.
— Первым? То есть он расстроился, что вы с Дамианом стали любовниками?
— Не могу сказать. Секс у нас был, а насчёт остального я ещё не решила.
— Ты всегда считала, что совокупление есть обязательство, Анита. Я этого никогда не понимала. Секс есть секс, бывает хороший, бывает не очень, но всего лишь секс, а не клятва верности.
Я пожала плечами:
— В несогласии по этому пункту мы давно с тобой согласились.
— Да, было. Ты, сколько я тебя знаю, была моногамной. Один-единственный спутник до тех пор, пока тебе не перехочется с ним встречаться или ты не решишь, что он не заслуживает оставаться твоим единственным. Пока не появился в твоей жизни Жан-Клод, ты была такая правильная, как никто. То есть я не считала себя распутной, пока тебя не встретила и не сравнила. Рядом с тобой, монахиней, любая казалась шлюхой.
И это тоже было сказано с жёлчью.
— Я не знала, что у тебя такое чувство.
— Ничего плохого в нем не было, ты даже помогла мне удержаться от некоторых неудачных решений. Я в тех случаях думала: а что скажет Анита? Подожду, выясню, есть ли у парня что-то, кроме смазливой морды.
— Ух ты! Никогда раньше ни у кого не была ангелом-хранителем.
Она пожала плечами:
— Меня не раздражали твои моральные ценности по сравнению с моими. Я просто не понимаю, как это вышло, что передо мной монотонная жизнь в моногамии, а у тебя гарем. Просто это кажется неправильным.
Вот тут я могла согласиться.
— Погоди, моногамия моногамией, но ты мне говорила, что такого секса, как с Луи, у тебя никогда не было.
— Нет, лучший в моей жизни секс был с одним мужиком…
Я перебила:
— … с по-настоящему большим дрыном, который знал, как этим инструментом пользоваться. Красавец, белокурые локоны, большие синие глаза, широкие плечи…
Она засмеялась:
— Наверное, я слишком часто это рассказывала.
— Это было приключение на одну ночь, а наутро он исчез, пока ты ещё спала. Ты пыталась его найти, но он назвался вымышленным именем, и ничего не вышло. Такого оскорбления никакой секс не загладит.
— Так мог бы сказать человек, никогда не имевший приключения на одну ночь.
Моя очередь была пожать плечами:
— Не могу сказать о себе, что у меня такое было.
— Тогда ты даже не знаешь, что упустила.
Я не стала спорить. За много лет мы привыкли, что у нас разные взгляды на мужчин, секс и отношения.
— Пусть так, но тогда Луи — это лучший из тех, с кем секс повторялся.
Она на миг задумалась, потом кивнула.
— С этим я согласна. Самый лучший регулярный секс в моей жизни.
— И как ты будешь себя чувствовать без него?
— Недотраханной, — ответила она и рассмеялась, но я не подхватила её смех, и она погрустнела. — Анита, не надо такой серьёзности. Мне нужен друг, который мне просто скажет, что семейная жизнь — не для меня, и что вполне можно его выкинуть к черту, раз он ставит ультиматумы.
— Если ты не любишь Луи, то брось его, но я не была бы твоим другом, если бы не спросила: это ты егоне любишь, или просто боишься позволить себе полюбить вообще?
Она посмотрела на меня мрачно:
— Ага, и я помру в одиночестве, окружённая кучей кошек и пистолетов.
— Я немножко о другом: может, сходить к психоаналитику было бы не так уж глупо.
Она посмотрела на меня в радостном изумлении.
— И это мне говоришь ты? Я думала, ты терпеть не можешь всех этих психоаналитиков, стоящих на кладбище и расспрашивающих твоих клиентов, как они себя чувствуют, когда давно умершие родители, обижавшие их, вдруг поднимаются из могилы. Ну и кошмар!