Сны
Шрифт:
– Этого не может быть! Конспирацией и защитой свидетелей и агентов от рассекречивания занимается наше подразделение. Ещё не было случаев, чтобы наши агенты были раскрыты!– не выдержал полковник Илларионов. Он нервничал сильнее всех. Было видно, что он ожидал нападок в сторону своей работы и уже заготовил речь, чтобы отбиваться от оппонентов.
– Уважаемый Иван Аркадьевич, – спокойным тоном продолжил генерал Терентьев, – пока мы не ищем виновных. Наша цель разобраться в ситуации и понять, как действовать дальше, чтобы отстоять доброе имя нашей Родины. И, раз произошло такое событие, мы вправе и обязаны рассматривать все версии. Тот, кто устроил данный теракт, привёл к месту взрыва наших агентов и сына их министра. То, что сын министра оказался на мосту во время взрыва не может быть просто совпадением. Вам известно, я не верю в совпадения.
– Если это так, то наше дело – труба, – вставил начальник службы внешней разведки Карасёв, до этого времени молчавший.
– Всеволод Никитич, – обратился Воевода к Терентьеву, – вы самый опытный из всех здесь присутствующих. Почти все мы прошли через вашу Академию. Вы лучше всех знаете наших агентов. Скажите, у вас как у начальника Академии внешней разведки, есть на примете агенты, которых мы можем направить на данное задание? Которые со стопроцентной гарантией не могли быть «засвечены» в международных операциях и про которых ни ЦРУ, ни МИ-6, ни иные разведывательные структуры других стран ничего не могут знать?
Действительно, Всеволод Никитич Терентьев был старше, опытнее и мудрее всех присутствующих. В прошлом году он отпраздновал своё семидесятилетие, но на покой не собирался. Для своих лет он был в прекрасной физической форме: подтянутый, до сих пор несколько раз в неделю активно занимался спортом, а несколько месяцев назад вместе с выпускниками своей Академии принял участие в Московском марафоне на тридцать километров и с честью его преодолел, дав фору молодым соперникам. Худощавое лицо, некогда очень красивое, было испещрено морщинами. В молодости по нему сходили с ума все женщины, особенно их завораживал взгляд больших синих глаз Всеволода Никитича. Казалось, он видит тебя насквозь. От его взгляда веяло спокойствием и уверенностью. Со временем взгляд и цвет глаз совершенно не изменились. Его волосы, когда-то светло-русые, а теперь пепельно-серые, всегда были аккуратно подстрижены. На любое совещание или на работу в Академию, вне зависимости от времени суток, он приходил в идеально выглаженной форме или костюме. Он был педантичен как в работе, так и в своем внешнем виде. Всеволод Никитич, помимо острого ума, обладал ещё одним удивительным даром – он очень хорошо разбирался в людях. Он всегда лично присутствовал при вступительных экзаменах и лично беседовал со всеми абитуриентами. Благодаря его таланту как учителя и наставника, Академия внешней разведки Российской Федерации считалась одной из лучших в мире. А многие его ученики в настоящее время занимали руководящие посты в ФСБ, МВД и иных силовых структурах. Все почитали за честь получить совет или наставление столь уважаемого и опытного человека.
– Да, Николай Иванович, у меня есть одна идея. Если наши действующие агенты под угрозой раскрытия и задействовать их нельзя, то единственный вариант – поручить задание агентам, которые ещё не успели «наследить». Я предлагаю использовать агентов, которые недавно закончили обучение в Академии.
– Что-что? – недоумённо переспросил Воевода, жилы на его висках стали пульсировать ещё сильнее, глаза заметно округлились. Он явно не ожидал услышать такое предложение от генерала Терентьева. – Вы предлагаете поручить это задание новичкам? Притом, что погибли самые опытные наши люди?
– Николай Иванович, успокойтесь! – продолжил Всеволод Никитич всё тем же спокойным тоном. – Вам известно мое чутьё на нужных нам людей, которые не раз спасали нас из самых сложных ситуаций. У меня есть подходящие кандидатуры, которые могут быть нам полезны. Прошу меня выслушать.
Воевода окинул всех собравшихся взглядом. В кабинете повисло молчание. Затем Николай Иванович сделал глубокий вдох и выдох, сел в своё кресло и, осознав, что пока других идей нет, обратился к Терентьеву:
– Всеволод Никитич, доложите ваши предложения.
Москва, 6 июля, 08:00 (Нью-Йорк, 6 июля, 00:00)
В небольшой однокомнатной квартире-студии, расположенной недалеко от метро «Ботанический сад» в одном из зданий новостроек эконом-класса, раздался телефонный звонок. В квартире было минимальное количество мебели. Небольшой диван из бежевой кожи стоял напротив стены. На нём небрежно лежали декоративные подушки. На стене висел большой плазменный телевизор. Несколько подушек с дивана валялись на полу, покрытом темным ламинатом. За диваном располагалась кухня, соединённая с комнатой. Кухонный гарнитур был небольшим, также выдержанным в бежево-шоколадных тонах. Стены в комнате были светло-золотистые. Рядом с диваном валялась напольная лампа-торшер. Лампочка в ней разбилась от удара об пол. С правой стороны от дивана стоял высокий до потолка шкаф-купе. Шкаф был открыт. Было видно, что он на треть пуст: ряд вешалок висел пустой.
В ванной горел свет, и слышался звук текущей воды. Кто-то принимал душ.
Спустя минуту после звонка сработал автоответчик. Автоматический женский голос сообщил «Добрый день, абонент не отвечает, но вы можете оставить сообщение после звукового сигнала».
– Доброе утро! Есть срочное задание! Жду тебя через десять минут у подъезда.
После этих слов, звонивший повесил трубку, а из ванной послышались звуки поспешных сборов. И через секунду дверь в ванную резко распахнулась.
Москва, 6 июля, 8:00 (Нью-Йорк, 6 июля, 00:00)
Раннее утро, а Москва гудела, как будто никто и не ложился. Толпы людей, пожилых и молодых, мужчин, женщин и детей, коренных москвичей и приезжих, шли по улицам, спускались в метро, заполняли собой автобусы. Параллельно людскому потоку, бушевал поток автомобильный.
Кристина присоединилась к толпе, спускающейся в метро «Кузьминки». Она старалась ни о чём не думать по пути до художественного института имени В.И. Сурикова, где она училась на факультете живописи. Кристина с детства любила рисовать – это была её единственная страсть. Когда ей было грустно и одиноко, она брала в руки краски или карандаши и рисовала картинки из своего придуманного мира, свои фантазии. Кристина каждый день благодарила судьбу за то, что она нашла своё призвание. Без картин и творчества и без того скучная жизнь Кристины вовсе стала бы беспросветной и потеряла бы всякий смысл.
Конечно же, она сегодня не была занята и могла бы целый день провести дома. Но это бы означало целый день общаться с мамой: слушать её новости закулисной жизни, выслушивать про её нового мужа и роли, о которых она мечтает, а также о том, как Кристина сломала ей жизнь своим появлением на свет и чего бы она могла добиться, если бы её не было. Все эти разговоры разрывали сердце Кристине. А ещё этот ночной кошмар. Её не оставляло странное ощущение, которое она почувствовала во сне. Ей казалось, что она уже испытывала это чувство раньше, но не могла вспомнить когда. Сон был настолько реалистичен, словно она действительно находилась в той жуткой пустыне: чувствовала в воздухе запах гари, а под ногами растрескавшуюся почву, рассыпающуюся в пыль от каждого шага. А затем шорох шагов, такой явный и отчётливый. И образ этой маленькой девочки. Но откуда у неё могло возникнуть это чувство дежавю? Может быть, это какой-то образ из детства, который она не помнит, подсознательно хотела забыть и забыла? Такое вполне могло быть, ведь Кристина и так мало что помнила из своего детства. Когда она общалась со своим лечащим врачом-психотерапевтом Татьяной Викторовной, и рассказывала ей о том, что помнит себя только лет с семи, врач объясняла это положение дел какой-либо детской травмой, невнимательностью матери, потерей отца, а может быть и наложением этих факторов. В качестве защитной реакции, мозг мог заблокировать ряд воспоминаний, но со временем была вероятность, что эта «защита» спадет и воспоминания, все или частично, к Кристине вернутся.
Кристине также казалось странным, что видения из сна не выходят из её головы. Ведь обычно люди не запоминают сны или помнят какие-то смутные отрывки, а Кристина помнила этот сон чётко. Может быть, всё дело в том, что это был первый сон за последние лет десять. Обычно Кристина, после вечернего приёма таблеток, в скором времени засыпала крепким и спокойным сном без сновидений и просыпалась уже утром от звука будильника.
Может ли быть такое, что это не сон, а какое-то моё воспоминание? Может быть, я знала эту девочку в детстве? Или всё же это обычный сон? Я, наверное, просто отвыкла видеть сны, поэтому придала ему такое значение.