Со мной не соскучишься
Шрифт:
Что-то собачье в Любочке определенно имело место. Здесь Зельда-провидица ее не обманула. Но мне больше понравилось мое собственное сравнение — с сеттером. Неизвестно только, как фаворитка Людовика относилась к этой благородной породе.
— А может, ты правильно сделала, что ушла с третьего курса, — сменила тему Любочка, — а то заслали бы тебя, как меня, в какую-нибудь занюханную дыру. Драматический театр имени Луначарского! Не театр, а мавзолей для уездных примадонн! Режиссер вечно пьяный, зрителей на премьеру можно заманить только под страхом смертной казни! Хорошо хоть Лапик подвернулся,
Я вдруг сообразила, что приблизительно таких же, если не худших, комплиментов удостоилась тринадцать лет назад во времена моего первого, увы, мимолетного успеха. Она, наверное, швыряла их за моей спиной, сочные, как комья чернозема. В душе шевельнулась ленивая и совершенно беззубая обида, в конце концов, на мне тот же грех, с той разницей, что я навешиваю ярлыки в качестве разминки для остроумия, а Любочка — из врожденной зависти. Еще неизвестно, что хуже. В любом случае есть о чем взгрустнуть: единственный человек, пожелавший узнать бедную Жанну, вынырнувшую из забвения, и та…
А впереди одинокое возвращение домой, пустеющая ночная улица, фонари, печально слезящиеся в тумане, торопливые шаги запоздалых прохожих, бездомная собака на углу и взлохмаченные обрывки объявлений на грязных стенах. А впереди ничего, кроме безрадостного ожидания, когда придет Карен и скажет: «Освободи квартиру». Я вздрогнула, словно от прикосновения холодных пальцев, резко повернулась и едва не уткнулась лицом в чей-то смокинг, одновременно наблюдая, как по атласному лацкану расплывается пятно шампанского из моего бокала. Мгновенно забыв обо всем, я приготовилась к окрику, а может, и к удару: во мне ожила память об оплеухах Карена, звенящих в тишине обреченности.
Преодолевая неловкость, я заставила себя посмотреть вверх и натолкнулась на пару внимательных серых глаз, изучающих меня из-под полуопущенных ресниц. Наши взгляды скрестились, словно несли разноименные заряды, но искра не вспыхнула. Я не в первый раз видела это удлиненное лицо с тяжеловатой нижней челюстью и искривленной переносицей. Слишком характерная и запоминающаяся внешность, чтобы я могла его с кем-то спутать.
— Я не хотела, — сказала я тихо, чувствуя, что уже не могу вырваться из плена его спокойных глаз-ловушек. Они втягивали меня, будто два водоворота.
Я еще раз убедилась, что никакая фотография не способна запечатлеть жизнь, так как всегда вольно или невольно солжет, чаще всего приукрасит. На снимке он был просто некрасивым мужчиной, а наяву — материальной оболочкой неведомых мне тайн, соблазнов и опасностей. Он был пропастью, по краю которой мне предстояло пройти. Я сорвусь, я непременно сорвусь, мелькнуло у меня, если не нащупаю чего-то, за что можно уцепиться. Итак, внимание: мотор!
Он улыбнулся. Его улыбку я не увидела, а почувствовала, она словно постепенно проступала на губах, как свет из глубины.
— Пожалуй, лучшего, повода для знакомства и не придумать, — произнес он мягким, каким-то не вяжущимся с его супермужественной внешностью голосом. — Олег Рунов, — он протянул мне руку первым.
Я невольно насторожилась: «лучший повод для знакомства» — что это значит? Может, он что-то подозревает?
Его рука была теплой и сухой.
— Это не ваше имя, — сказал он, когда я назвала себя.
Я вздрогнула, а он уточнил:
— Я хотел сказать, что имя вам не подходит. Я бы назвал вас Ольгой.
— Вы немножко опоздали, мои родители уже успели позаботиться об этом, — рассмеялась я с облегчением и в меру кокетливо поинтересовалась: — Вероятно, вы тоже какая-нибудь знаменитость?
Он отрицательно покачал головой и снова осветился изнутри своей загадочной улыбкой:
— Разве что в очень узких кругах. Вы, пожалуй, тоже не похожи на завсегдатая подобных тусовок. Во всяком случае, я вас здесь вижу впервые.
— А вы бываете здесь часто?
— Да не особенно. По натуре я скорее одинокий волк.
— А что может делать одинокий волк на премьере модного фильма? — Я диву давалась, как легко мы с ним беседовали, точно были знакомы сто лет.
— Когда-то давно одинокий волк думал, что из него непременно получится знаменитый художник. Но получился заурядный деловой человек, а вот кое-какие пристрастия сохранились.
Он обволакивал меня своим взглядом, своей улыбкой, а его глаза-водовороты продолжали делать свое дело. Мне казалось, что я уже добралась до самого их дна, испытывая приятное головокружение.
— Тогда вы, очевидно, имеете отношение к шоу-бизнесу? — Ну вот, модное прилипчивое словечко сорвалось-таки с моих уст. Шоу-бизнес, шоу-бизнес — звучит слишком напыщенно, а следом так и просится весь джентльменский набор: индустрия развлечений, фабрика грез и прочее.
— Очень отдаленное, — заметил он, — а вы?
— Имела когда-то, но тогда это называлось по-другому, чуть ли даже не искусство. Но я не преуспела, осталась актрисой на одну роль. Таких много, не всем же быть звездами, иначе никакого небосклона не хватит. Я маленький метеорит: откололся, вспыхнул и упал. Никто и не заметил.
— Если только при падении он не уложил деревья в тайге на расстоянии триста километров.
Я расхохоталась. Кто бы он ни был, этот Рунов, настроение мое улучшилось. Интересно, что нужно от него Карену? Мне приходило в голову только одно: они конкуренты. Так или иначе, но сегодня я знала о Карене не больше, чем о самом Олеге Рунове, с той разницей, что о первом я и знать ничего не хотела, а второй вызывал у меня интерес. Он тоже не скрывал своего интереса ко мне, и на его лице не читалось какого-либо подтекста. Все, что он до сих пор себе позволил, сказал, что мне бы подошло имя Ольга. По крайней мере, теперь я знала, как звали ту, которую мужчина может помнить долго.