Соавторы
Шрифт:
– Коляныч, ты серьезно говорил насчет того, что с нами поедешь?
– Абсолютно. Возьмете?
– Тогда ты нас и отвезешь.
– А я?
– тут же подала голос Валентина.
– Слушайте, вы меня совсем заморочили своими транспортными средствами!
– разозлилась Настя, резким движением застегивая "молнию" на куртке.
– Буржуи несчастные, разучились на метро ездить. Ириша, отвезешь Валю?
– Конечно, - откликнулась Ирина.
Чистяков подошел к жене, обнял легонько, потерся подбородком о ее макушку.
– Асенька, поезжай и ни о чем не беспокойся, мы тут с девушками сами разберемся, кого куда везти.
Коля
– Этот дом строило страховое общество "Россия", строительство закончилось в тысяча девятьсот втором году, - увлеченно рассказывал он, гоня машину по Щелковскому шоссе в сторону Садового кольца.
– В нем была собственная электростанция и восемь паровых котлов для горячего водоснабжения и отопления. Сто лет назад! Вы можете себе представить?
– Не могу, - буркнул Юра.
– У них, наверное, воду не отключали каждый год на два месяца, как у нас.
– А водой дом снабжался из артезианского колодца, а не из городской системы, - продолжал Селуянов.
– Ага, и хлорки и ржавчины не было, как сейчас.
Ирка через день ванну надраивает, от воды стенки уже оранжевые.
– Коротков, перестань бухтеть, - попросила Настя.
– Да, признаю, я испортила тебе выходной…
– Первый за два месяца, - вставил он.
– Ну и что, ты меня теперь будешь ненавидеть за это всю оставшуюся жизнь? Я же не считаю, сколько выходных ты мне испортил, когда передал на контроль дело Щеткиной. Хотя мог бы передать любому другому сотруднику.
– Ребята, кончайте цапаться, а?
– попросил Селуянов.
– Лучше послушайте. В этом доме жил один очень известный доктор, Савва Никитич Богданов. Он знаете чем прославился? Мастерски штопал разбившихся жокеев. И все крупные ипподромные деятели, в особенности имевшие собственные конюшни, на руках его носили и пылинки сдували. А потом эстафету принял его сынок, Борис Саввич, и в этот дом сам Лаврентий Палыч Берия, случалось, захаживал, потому как большим был любителем бегов. Так что место, можно сказать, историческое.
А уж сын Бориса Саввича вообще прославился на всю страну, он книжки писал про разных пламенных борцов, и все мы эти книжки в школьные годы читали. Серия "Факел", помните?
– Не помню, - огрызнулся все еще дувшийся Короткой.
– Ну, с тебя какой спрос, ты вообще за всю жизнь две с половиной книжки прочитал, из которых одна - букварь, а вторая - Уголовный кодекс. А ты-то, Настюха, неужели тоже не помнишь?
– Помню, - усмехнулась Настя, - Везунчик ты, Коленька.
– Это почему?
– Да потому, что мы как раз к этому Богданову и едем. Так что осуществится твоя заветная мечта, и ты собственными ногами пройдешь по половицам, по которым ступала нога Берии.
– Иди ты!
– восхитился Селуянов.
– Вот это удача.
Погоди, а Богданов-то разве жив?
– Да пока вроде жив, правда, полчаса назад к нему "Скорую" вызывали, но будем надеяться…
– Я не в том смысле, - перебил ее Селуянов.
– Я думал, он умер давно. Книжек новых лет пятнадцать не появляется. Ему уже лет до фига должно быть.
– Нет, не до фига, гораздо меньше, - улыбнулась она.
– Всего семьдесят два, если я не ошибаюсь. Совсем пацан.
– Так это его хотели убить, но не убили?
– Нет, Коля, убили его домработницу. Коротков, ты все еще злишься или уже можешь слушать?
– Ладно, рассказывай, - смилостивился Юра.
– Все равно уже едем.
Из троих свидетелей двое мало на что были пригодны: Глеб Борисович благодаря усилиям врача "Скорой помощи" чувствовал себя уже прилично, но при малейшей попытке заговорить о случившемся снова хватался за лекарство; Екатерина Сергеевна впала в некое подобие ступора и отвечала на вопросы добросовестно, но бестолково. Только Василий сохранял самообладание и рассказывал относительно внятно.
Отвечая по телефону на Настин вопрос о том, когда убили Глафиру Митрофановну, Славчикова ответила "только что", но оказалось, что на самом деле ее убили непонятно когда. Соавторы собрались на очередное совещание, в три часа, как обычно, пообедали, после чего продолжили литературные дебаты, а Глафира ушла на кухню мыть посуду. Около половины пятого Глеб Борисович позвал домработницу - он хотел чаю, но Глафира на его зов не пришла, тогда он попросил Василия пойти на кухню и передать ей просьбу хозяина. На кухне молодой человек и обнаружил тело старой женщины, задушенной кожаным мужским ремнем. Поднялся переполох, Глебу Борисовичу стало плохо, Василий вызвал врача, а Катерина между тем позвонила Каменской, так что слова "только что" относились не к смерти Глафиры, а к моменту обнаружения тела.
Обедать закончили без четверти четыре, с тех пор Глафиру не видели, и можно полагать, что убили ее в промежутке между этим временем и половиной пятого.
Убийца вошел через выходящую в кухню дверь черной лестницы, следов взлома наружным осмотром не обнаруживалось, то есть либо у него был ключ, либо Глафира сама открыла дверь. Зачем? С кем-то договорилась о встрече и ждала гостя? Или услышала за дверью подозрительную возню и выглянула посмотреть, что происходит?
Селуянов, похмыкивая, ходил по квартире, заглядывал в комнаты, мерил шагами длину коридора. Коридор был длинный, метров двенадцать, и разделен посередине дверью. От входа до двери - гостевая часть квартиры: по одну сторону коридора - комната с камином, по другую - кабинет Богданова, просторная столовая с эркером и гардеробная, которая в былые времена выполняла функцию приемной деда и отца Богдановых. За дверью следовала "хозяйская" часть жилья: две спальни, ванная, туалет, кухня и маленькая комнатка для прислуги, в которой когда-то жила, а сейчас иногда оставалась ночевать Глафира Митрофановна.
Василий вспомнил, что, когда пошел звать Глафиру, дверь между первой и второй частями коридора была закрыта, и дверь в кухню тоже притворена.
– Коля, я пойду на кухню, закрою обе двери, а ты меня позови из кабинета, - попросила Настя.
Она отправилась к месту убийства (слава богу, медики и эксперты работу закончили и тело унесли), машинально считая шаги от кресла, в котором во время встречи соавторов сидел Богданов. Получилось шестнадцать шагов до входа в кухню и двадцать два - до места, где лежал труп. Расстояние более чем достаточное, чтобы при двух закрытых дверях ничего не услышать: ни звука открываемой двери на черную лестницу, ни шума борьбы, ни стука падающего тела.