Соавторы

Маринина Александра

Однокурсница ее молчание расценила по-своему.

–  Да ты не переживай, я никому не скажу.

Надо ли говорить, что на следующий день весь курс знал, какие на самом деле ноги у первой красавицы Лены Щеткиной. Информация распространилась достаточно далеко за пределы курса, потому что молодой человек, в которого девушка была страстно влюблена, больше к ней и близко не подходил. Вряд ли его смутили бы волосы на ногах, но предположение о кожном заболевании свое дело сделало.

Из случившегося был сделан вывод о том, что нельзя не только рассказывать о себе никому, но и допускать, чтобы о тебе помимо твоей воли узнавали то, что ты хотела

бы скрыть. К моменту окончания института Елена Щеткина мастерски овладела умением жить так, чтобы никто ничего о ней не знал, и при этом у всех складывалось бы впечатление, что она вся на виду и всем про нее все известно.

Однако борьба с распространением информации о самой себе была лишь одним из факторов формирования характера Леночки Щеткиной. Другим фактором были ее родители, вернее, отдельно - мать, отдельно - отец, и отдельно - их взаимоотношения.

Научные достижения своего мужа Лариса Петровна в грош не ставила, они представляли для нее ценность ровно настолько, насколько позволяли ему ездить в загранкомандировки, а также получать премии, имеющие денежное выражение, и звания и должности, к которым прилагались какие бы то ни было блага и льготы. Михаил Аркадьевич был старше жены лет на пятнадцать, и когда он женился, то был уже и доктором наук, и профессором, и закоренелым холостяком. Изменять ему Ларочка начала года через три после рождения дочери; о ее похождениях знал весь Академгородок, за исключением самого Щеткина.

Лариса Петровна была женщиной чрезвычайно привлекательной и на удивление моложавой, в тридцать пять выглядела самое большее на двадцать семь, а когда ей стукнуло сорок пять, никто не давал больше тридцати шести. Когда Леночка подросла, незнакомые люди принимали их за сестер: обе красавицы, очень похожи друг на друга, да и разница в возрасте, как кажется, невелика.

Ведь если старшей лет двадцать семь, то младшая, которой лет двенадцать, вряд ли может быть ее дочерью. Конечно, в Академгородке-то все знали, что это мать и дочь, а вот в двадцати километрах от дома, в центре Новосибирска (как говорила Лариса Петровна - в городе), этого не знал почти никто, поэтому многие ошибались.

Обеим льстила такая ошибка, мать сама себе казалась моложе, дочь - старше. Стараясь создать и укрепить в себе иллюзию незначительности разницы в возрасте, Лариса Петровна как-то незаметно и плавно стала приближать к себе дочь, играя роль старшей подружки.

Игра эта, как показывает история, требует большой осторожности и деликатности, а Лариса Петровна этого не учла или не сумела сделать, и в результате перешла запретную грань. Лена оказалась в курсе не только ее супружеских измен, но и ее истинного отношения к мужу.

–  Ты с ума сошла, - шипела на нее пятнадцатилетняя дочь, когда Лариса Петровна возвращалась домой в два часа ночи.
– Папа тебя до половины двенадцатого ждал, потом уснул прямо в кабинете.

–  Вот мы ему и скажем, что я вернулась без четверти двенадцать, - беспечно улыбалась Лариса Петровна, якобы ездившая в город к подруге.
– Как раз на последней маршрутке вернулась.

–  Мам, ты доиграешься, - предупреждала ее семнадцатилетняя Лена после очередного опрометчивого поступка.
– Что будет, если отец узнает?

–  Ой, я тебя умоляю!
– отмахивалась мать.
– Да что он сделает? Пусть вообще спасибо скажет, что я за него замуж вышла, тебя, такую умницу и красавицу, ему родила и вырастила, да еще и жить с ним продолжаю, хотя он уже ни на что не годится. Он мне должен ноги мыть и воду пить. И потом, я тебя уверяю, детка, что даже если он что-то узнает, он тут же забудет. Из головы выкинет.

Ему удобнее не знать.

Лена это понимала. Отцу действительно удобнее не знать, потому что если признаться, что знаешь, то с этим надо же что-то делать: выяснять отношения, устраивать скандал, разводиться, делить имущество. И потом, за границу отпускают только женатых, потому что холостой мужчина может заявить, что он влюбился, собирается жениться и остаться за бугром, и не будет никаких видимых причин ему в этом препятствовать. А ведь такие командировки на симпозиумы и конференции были для ученого важным источником информации, столь необходимой для научной работы, и переход в категорию невыездных сделал бы невозможным знакомство с новыми достижениями науки, новыми разработками и новыми направлениями. Ничего этого Михаилу Аркадьевичу не хотелось, ему хотелось заниматься только наукой, и чтобы никто ему в этом не мешал.

В детстве девочка отца побаивалась, он был требователен безмерно, хотел видеть в дочери только отличницу и планку своих притязаний поднимал слишком высоко. Не ленился регулярно проверять, как Лена сделала уроки, и если уровень ее знаний не соответствовал его представлениям о желаемом, строго наказывал. Наказания у Михаила Аркадьевича сводились к тому, что он заставлял дочь делать все то, что она не любит. Есть творог и геркулесовую кашу, пить отвар шиповника, вставать по утрам на час раньше, чтобы успеть сделать зарядку и пробежку, а потом принять душ с холодным обливанием.

Наказание устанавливалось, как правило, на неделю и включало в себя, помимо описанного, ежедневную натирку паркета и мытье в прохладной воде с содой многочисленного хрусталя (а Лена уже класса с седьмого так берегла руки и ногти!), а также запрет смотреть телевизор и читать любые книги, кроме учебников.

–  Трудности закаляют характер, - повторял отец в ответ на жалобные просьбы дочери смилостивиться и отменить наказание.
– А особенно закаляет преодоление. Делая то, что тебе не нравится, ты преодолеваешь себя и становишься сильнее. Сейчас тебе кажется, что это наказание, а когда вырастешь, поймешь, что это тебе только во благо. Еще спасибо мне скажешь.

Мать же, вместо того чтобы заступиться, только повторяла:

–  Так тебе и надо. Ты должна хорошо учиться, а у тебя ветер в голове. Папа тобой недоволен.

–  Но я же получила пятерку, - в отчаянии ныла Лена.
– Меня сегодня спросили по географии, как раз то, что папа вчера проверял, и поставили "пять".

–  Это для твоей безмозглой учительницы ответ на "пять", а папа считает, что ты знаешь недостаточно. Ты должна учить не по учебнику, а по книгам, в доме огромная библиотека, папа столько книжек для тебя покупает, а ты ленишься прочитать лишние десять страниц. Так тебе и надо.

На самом деле Лариса Петровна была строгой только в присутствии мужа. Когда Михаил Аркадьевич не видел, она разрешала немножко почитать или посмотреть телевизор, подсовывала наказанной дочери кусочки повкуснее и поила компотом, а ненавистный отвар шиповника выливала в раковину. Но все равно значительную часть наказания Лене отбывать приходилось. И если с едой, мытьем хрусталя и запретом на чтение можно было смухлевать, то избежать раннего подъема, пробежки, зарядки и обливания ледяной водой не удавалось никак: отец лично за этим следил.