Соавторы
Шрифт:
– Вы умеете читать мысли?
– усмехнулась Катерина.
Настя про себя отметила, что гостья не смутилась и не растерялась. Умеет держать удар.
– Нет, - засмеялась она, - мысли читать я не умею, но я умею слушать, что мне говорят, и не забывать. Вы хотите, чтобы я называла вас Екатериной Сергеевной, или можно просто по имени?
– Конечно, по имени. Я могу начать рассказывать?
– Да, Катя, я вас внимательно слушаю.
Рассказ Славчиковой занял примерно полчаса, за это время они успели выпить по две чашки кофе. Настя оценила умение собеседницы не углубляться в детали и не уходить в сторону, только факты, последовательно, в хронологическом
– Значит, по поводу милиции мнения вчера разделились, - констатировала Настя.
– Глафира и Василий настаивали на том, чтобы ее вызвать, а Богданов был против. Так?
– Так, - подтвердила Катерина.
– А вы? На чьей вы были стороне?
– Я молчала, - помедлив, ответила гостья.
– Почему? Вы ведь обратились ко мне, значит, вы оцениваете ситуацию как серьезную. Так почему ко мне, а не в милицию, официальным путем?
– Я не знаю, как оценивать ситуацию, я не понимаю, серьезная она или нет, может быть, все это выеденного яйца не стоит. Но я - мать, у меня трое детей, двое младших совсем еще маленькие. Я боюсь навредить Богданову, потому что он выгонит меня из проекта и я останусь без хорошего заработка. И в то же время я боюсь, что мои дети могут остаться без матери. Я не хочу ни того, ни другого, понимаете?
– Понимаю, - кивнула Настя.
– И вы почему-то очень не любите милицию. Интересно, почему?
– Разве вы не знаете?
– удивилась Славчикова.
– По-моему, все знают.
– Я - не все, - сухо ответила Настя.
– Так почему?
– Я отбывала срок, - вздохнув, сказала Катерина.
– Четыре года. За экономическое преступление.
– В котором вы не были виноваты, - насмешливо подхватила Настя.
Ну конечно, злые милиционеры подкинули липовые улики и сляпали фальшивое уголовное дело, либо для отчетности, либо для того, чтобы вывести из-под удара истинного виновника. Плавали, знаем. То, что работники следствия, розыска и прокуратуры действительно так поступают, причем достаточно часто, - ни для кого не секрет. Но точно так же не секрет, что девяносто пять процентов людей, отбывающих наказание, клянутся и божатся, что "сидят ни за что".
– Почему? Была. Была виновата. В том, что не сумела в нужный момент сказать "нет" руководству, побоялась потерять работу, за которую хорошо платили, и подписала документы, которые не должна была подписывать.
Не заработала на этом ни копейки. А когда вскрылось, никто не взял на себя ответственность за то, что отдал мне приказ, и по статье я пошла одна. Следователь у меня был хороший, очень мне сочувствовал, понимал, как все было на самом деле, у него таких дел каждый месяц с десяток, он сам так говорил. Но сделать ничего не мог.
Моя подпись на документах стоит, а приказы начальников были устными, нигде не зафиксированы, и свидетели против них показаний не давали.
Катерина говорила грустно и устало, как о чем-то привычном и давно надоевшем. Так жены рассказывают о многолетнем пьянстве мужей. Скрывать - бессмысленно, стесняться - сил нет больше.
– А почему вы решили, что я должна непременно об этом знать?
– не поняла Настя.
– Потому, что я этого не скрываю. Иногда говорю об этом в интервью, если спрашивают. И эта информация есть на сайте издательства в Интернете. Никаких тайн, все совершенно открыто.
–
– Я придумываю, Глеб пишет, Вася собирает фактуру.
– Но вы же сами можете писать, разве нет? Зачем вам соавторы?
– Я могу, но плохо. А так, как пишет Глеб Борисович, вообще никто не умеет. Вы его книги читали?
– Да, конечно, они у меня на полке стоят. Мне просто в голову не приходило, что Василий Богуславский, которого читают в метро все пассажиры, это тот Богданов, чьими жизнеописаниями я когда-то зачитывалась.
А зачем этот проект Богданову, если он сам превосходный писатель?
– Он - жизнеописатель, вы очень точно подметили, - объяснила Катерина.
– Ему можно рассказать чью-то биографию, и он напишет так, что не оторвешься.
Но придумать историю, не пересказать, а самому сотворить, он не в состоянии. Не умеет. Поэтому придумываю я, у меня это, кажется, неплохо получается. Мы собираемся два раза в неделю, я уже говорила, и я рассказываю сюжетную схему, мы вместе ее обсуждаем, поправляем, утрясаем, а Глеб потом пишет текст.
– Вы придумываете, Богданов пишет. А сын вашего мужа что делает?
– Он… как бы это объяснить… на подхвате, что ли.
Нет, я не правильно говорю, у него и сюжетные ходы иногда придумываются, но редко. Понимаете, Вася у нас тусовщик, у него миллион знакомых в самых разных кругах и сферах. Хотел учиться на сценарном отделении ВГИКа - таланта не хватило. Но он уверен, что талант у него есть, просто все кругом такие недалекие, что не могут его оценить. И я чувствую себя отчасти виноватой в том, что у него ничего не складывается.
– Почему? Насколько я поняла из вашего рассказа, его отец женился на вас, когда Василий уже был совершеннолетним. Более того, вы привлекли его к работе, порекомендовали в проект, то есть дали ему шанс. В чем же ваша вина?
– Видите ли, Настя, любое творчество - это не только вдохновение и талант, это еще и тяжкий труд, и строжайшая самодисциплина. Ничего не бывает легко, и ничего не делается само по себе. Если бы родители Васи не развелись, он продолжал бы жить с ними и, вполне возможно, из него вышел бы толк, потому что пришлось бы работать, трудиться, а не просто заявлять о своей гениальности. Пока человек продолжает жить с родителями, он непроизвольно чувствует себя маленьким и зависимым, и пусть не во всем, но слушается их. А Вася сразу после развода родителей ушел служить в армию, после возвращения жил один, снимал квартиру. У отца новая семья, у нас к тому времени уже Антошка родился, у матери тоже личная жизнь интенсивно развивается, никому до парня, по существу, дела нет, надзора никакого, бояться некого, стесняться тоже некого, можно никого не слушать и жить так, как хочется. Вы много видели молодых людей, которым хочется трудиться больше, чем развлекаться?
– Да, понимаю, - согласилась Настя.
– Еще кофе сварить?
– Если можно, чаю, - попросила Катерина.
Настя встала, чтобы заварить чай, и поняла, что проголодалась. Да и Лешка небось есть хочет, но проявляет деликатность и терпит. Интересно, удобно предложить ей вместе поужинать? Наверное, нет.
Она извинилась и вышла в комнату. Лешка работал за компьютером, погрызая орехи, которые брал сразу по несколько штук из глубокой металлической конфетницы.
– Леш, ты голодный? Принести тебе какой-нибудь еды?