Собачий переулок [Детективные романы и повесть]
Шрифт:
Эти мерно покачивающиеся отсветы выветрили из ее сознания ушедший день. Она не заметила, как заснула, и проснулась испуганно, как будто не спала, но потеряла сознание на одну секунду.
Было утро, за стеной гремели посудой. Варя лежала и пела. Зоя подбежала к ней не понимая.
— Что ты? С ума сошла? — крикнула она.
Стеклянные, блестящие глаза Вари не сдвинулись со стены Она продолжала запекшимися губами выговаривать слова песни, не удававшиеся ей.
— Ты слышишь, Варя?
Она положила ей руку на лоб, чтобы
— Варя, Варя! Что с тобой?
Ее взгляд стал на мгновение мутным, но с проблеском утомленного сознания.
— Варя, зачем ты поешь?
— Я для них… Они просили!
— Для кого? Кто просил?
— Мальчики и девочки…
— Какие мальчики и девочки? Что с тобой?
Варя устало ответила:
— Какая ты бестолковая! Здесь же нет людей, это неправда. Тут одни мальчики и девочки…
— Да где?
— Ты не знаешь? — с тихим упреком ответила она. — Мы же на Марсе! Глупая ты, Зойка, оставь меня…
Зоя сжала виски, потом оделась, страшно спеша и волнуясь. Она забежала к соседке, крикнула в дверь:
— Побудьте у нас, побудьте у нас. Я в больницу пойду — Варя бредит…
Соседка проводила ее, хихикая, и с наслаждением прошла к больной, покрикивая в соседские двери:
— Ага, полюбуйтесь-ка! Не угадала я? Конечно, к акушерке бегала наша тихоня! Откуда же в печке тряпки все в крови? Да и платье это я ее помню — желтое с горошками — уж на тряпки пошло! Вот как расшиковались!
Зоя, вернувшись через полчаса с фельдшерицей, застала у постели подруги толпу женщин и ребят.
Они разглядывали ее, шептались, качали головами и, только увидев фельдшерицу, вдруг все бросились ей помогать.
— Что надо делать? Что делать? — спрашивала Зоя, ни к кому не обращаясь, и тоскливо сжимала пальцы, глядя на безучастное лицо Вари, на ее блестящие глаза и продолжавшие шевелиться беззвучно сухие губы.
Фельдшерица тихонько уговаривала Зою:
— Я сама все сделаю. Мы сейчас увезем ее в больницу, а вы идите на работу — иначе и вас нужно будет лечить. Ступайте, пожалуйста!
Зоя ушла. В перерыв, вместо обеда, она была в больнице. Доктор вышел к ней в белом халате со вздернутыми на лоб очками, прямо от работы. Он как будто бы ждал ее.
— У нее есть родные?
— Никого.
— Гм… Гм… Да, — переспросил он, — никого?
— Да. А что-нибудь нужно? Может быть, я…
— Ничего не нужно, но опасно. Я полагаю, очень опасно, потому что тут заражение крови, вероятно.
Зоя взглянула на него в ужасе. Испуганные, округлившиеся глаза ее стали почти дикими. Доктор отвернулся и забарабанил пальцами по столу.
— Кто делал аборт? — спросил он вдруг.
— Не знаю!
— Где? Здесь или в городе?
— Здесь!
— Имейте в виду, имейте в виду, что о случае довожу до ведения прокурора. Вы обязаны будете показать! Вы не можете покрывать! Младенец во чреве матери имеет
Зоя покорно выслушала его, потом спросила безнадежно.
— Она умрет?
— Я не пророк! И медицина не всесильна!
Он повернулся и вышел. Зоя с похолодевшим сердцем ушла из больницы. До вечера сортируемый хлопок влажнел в ее руках от бессильных слез. В конторе она добралась до телефона и позвонила Сене. Он ответил, что приедет в субботу, как всегда.
Но в субботу маленькая Варя со сморщенным, темным, старушечьим личиком лежала уже в белом, пахнувшем расплавленной на солнце смолою, сосновом гробу.
Глава IX. ПИСЬМО БУРОВА
На предложение нашего губернского прокурора о задержании Бурова и предъявлении ему обвинения в убийстве Веры Волковой ялтинская милиция сообщила, что за смертью указанного в отношении гражданина Бурова, покончившего самоубийством, выполнить предписание не представляется возможным.
Но еще раньше этого ответа нашим университетским психобиологическим кружком было получено письмо Федора Федоровича.
Письмо это нигде и никогда не было опубликовано, хотя послужило, между прочим, основным материалом для статьи председателя кружка профессора Самохвалова, статьи крайне интересной, но помещенной опять-таки лишь в «трудах» нашего университета, не доходивших до широкой публики.
Одновременно прокурором было получено также другое письмо, давшее основание для прекращения судебного следствия против Хорохорина ъ послужившее, вместе с полученным от милиции Ялты сообщением, поводом для прекращения судебного следствия по делу об убийстве Веры Волковой вообще.
Эти два письма неизменно смешивались в публике. Между тем по содержанию они совершенно различны. Письмо прокурору было очень кратко и содержало лишь признание в совершенном преступлении с некоторыми деталями и объяснениями происшедшего у Веры в этот вечер.
Это письмо и было потом напечатано.
Письмо же, адресованное психобиологическому кружку, в виду его исключительного значения среди другого материала, мы прилагаем полностью.
Оно написано на обыкновенной почтовой бумаге, какую всегда подают в гостиницах, плохими чернилами, но очень разборчиво и аккуратно.
Вот что оно сообщало:
«Дорогие товарищи!
Одновременно с заявлением прокурору, излагающим фактическую сторону всего происшедшего, я считаю нужным изложить вам, насколько это возможно в моем состоянии, так сказ-ать, психологию преступления, как сам себе я ее представляю.
Прежде всего должен признаться, что до получения мною сведений от знакомых и из газет о выздоровлении Хорохорина и грозящем ему обвинении в убийстве, совершенном мною, мне как-то и в голову не приходило, что я убийца, что я совершил преступление и должен нести за него ответственность.