Собака Метцгера
Шрифт:
— Поспи еще.
Он принял душ и оделся, по возможности стараясь не шуметь, думая о спящей Элис, такой теплой и нежной, о ее спокойном и милом лице, все таком же прекрасном, как и тридцать лет назад.
Услышав хлопок закрывшейся дверцы автомобиля, Элис вылезла из постели и проскользнула босиком в гостиную посмотреть, как муж проедет по пустынной темной улице и вырулит на автостраду. Когда автомобиль скрылся из виду, она еще несколько секунд неподвижно стояла у окна с задумчивым спокойным лицом, затем зажгла сигарету и пошла на кухню поставить кофе, не включая света.
Ступив на порог зала заседаний, Портерфилд по отсутствию помощников и ассистентов, сновавших с серьезными физиономиями, понял, что проблема еще не достигла того пика, когда уже поздно что-либо предпринимать, и бездействие маскируется имитацией активной деятельности.
Здесь был Хедли, непременный участник вооруженных операций внутренних секретных служб, человек достаточно предсказуемый, да и Пайнс, заместитель директора, отнюдь не являлся загадкой. Только суровая необходимость могла вытащить их из постелей в полпятого утра. Сидел и Кирнс, которого давние неясные узы столь крепко связывали с Латинской Америкой, что трудно было вообразить наличие у него еще каких-либо дел. Заинтриговало Портерфилда присутствие Голдшмидта, шефа технических служб. Лишь наисерьезнейшая проблема могла отвлечь от важных дел начальника всех шпионских штучек, от спутниковой связи до оружейных складов, построенных Компанией и ее филиалами. Портерфилд приметил Джона Нокса Моррисона, который идиотски хихикал в дальнем углу стола. Несмотря на столь ранний час, на нем был красный галстук в крапинку. Приглядевшись, Портерфилд убедился, что крапинки представляют собой крохотные, но абсолютно точные копии печати Гарвардского университета, даже девиз «Истина» можно было прочитать с расстояния восьми футов.
Присутствие Моррисона означало катастрофу. Он не из тех, с кем обсуждают стратегию решения задач, его выставляют как тяжелую артиллерию, когда нужно оказать давление на какого-нибудь деятеля или семейство. Его кажущаяся глупость — составная часть образа, а впечатление законченного идиота, которое он умеет создавать, когда требуется, свидетельствует об отличных актерских способностях. В данный момент загорелая мясистая физиономия Моррисона выражала тревогу, и взгляд водянисто-голубых глаз неуверенно перескакивал с Голдшмидта на Пайнса.
Заместитель директора бодро приветствовал Портерфилда:
— Привет, Бен. У нас неприятности. Пока в точности не знаем объема нанесенного ущерба, но уже приступаем к выбору ответных действий.
Портерфилд кивнул, глядя на Моррисона, который сосредоточенно водил жирным указательным пальцем по прожилкам деревянной поверхности стола.
— Вы в курсе истории с грантами Донахью, который занимается разработками для психической войны?
— На днях директор упоминал о них, я прочитал большинство отчетов, — отозвался Портерфилд.
— Прошлой ночью, точнее вечером, группа террористов проникла в кампус Лос-Анджелесского университета. Нам известно немного. Напоминает диверсионные действия спецназа.
— Дальше? — поощрил Портерфилд.
— Затем они вломились в корпус общественных наук, то самое здание, где работает Ян Донахью. Как раз поспели к лос-анджелесским одиннадцатичасовым новостям.
— Здорово.
— Огласка им, конечно, не нужна. Для сокрытия своих истинных целей они вломились в исследовательскую лабораторию, где прихватили кокаину на миллион долларов.
— Что, нельзя было поставить лабораторию на охрану?
— Эти чертовы медики так беспечны… Оттуда украсть еще проще, чем из лос-анджелесского госпиталя.
— А что взяли у Донахью?
— Это лишь часть проблемы, — ответил Пайнс, пристально глядя на Моррисона. — Точно мы еще не знаем. Известно лишь, что они зашли именно в его офис. Вот так. В корпусе сотня помещений, но взломаны только два.
— Что они могли там взять? — обратился Портерфилд к Моррисону. Тот тупо раскачивался из стороны в сторону, внимательно изучая стену над головой Портерфилда. Выражение лица имитировало глубокую задумчивость, как будто этот вопрос не вставал перед ним ранее.
— Трудно сказать… Может, копии прежних отчетов Национальному научному фонду. А может, какие-то заявки на гранты.
Похоже, что Моррисон испытывал все большую неловкость под пристальными взглядами пятерых начальников.
— Конечно, там была переписка с Национальным фондом исследований. И со мной, но ничего такого, что могло бы навести на Лэнгли. Не о чем беспокоиться.
Голдшмидт так и вперился взглядом в Портерфилда, сжимая губы. Тот спокойно задал вопрос:
— Так вы действительно не знаете в точности, что там было у Донахью?
Моррисон нервозно захихикал:
— Нет, конечно, в точности не знаю, но…
— Вот дерьмо! — неожиданно брякнул Кирнс.
— Благодарю, Моррисон, — сказал Пайнс, взглянув на часы. — О! Однако уже шесть. Пожалуй, мы вас отпустим, автомобиль ждет.
На секунду показалось, что Моррисон собирается протестовать. Он обвел глазами присутствующих и остановил взгляд на Хедли, как будто тот должен был вступиться за него. Портерфилд заметил, как Хедли злобно сжал челюсть и тут же разжал, как кот, который перед прыжком представляет себе, как на зубах захрустят хрупкие птичьи косточки. Моррисон наклонился к какому-то пятнышку на поверхности стола, затем, глупо ухмыляясь, сказал:
— Вот спасибо, — и вышел вон.
— Тяжелый случай, — прокомментировал Портерфилд.
— И этот тип… — Голдшмидт почти задыхался от злости. — Просто невозможно! Это поразительно! И этот тип… — Он сделал небольшую паузу. — Этот тип поддерживал… исследования Донахью… двадцать лет!!! Значит, ему доверяли?
Он сделал паузу, вопросительно уставившись на Пайнса, затем продолжил свою содержательную речь:
— Значит, теперь эти подонки овладели всем, что знал Донахью! Тем, что этот придурок позволил ему знать! Вот в чем загвоздка. Ведь это может привести к катастрофе!