Собиратель ракушек
Шрифт:
Он мучается, не зная, что делать дальше. Поливать больше или меньше? Нужно ли рыхлить, удобрять, прищипывать? Нужно ли обрубать ветки окружающих деревьев или убрать часть терновника, чтобы обеспечить больше света? Он пытается вспомнить, что делала мать, как она ухаживала за садом, но в голову приходит лишь одно: как она стоит с пучком сорняков в кулаке и смотрит на саженцы, будто это дети, сбившиеся у ее ног.
На скалы выбросило спутанные рыболовные снасти; он разматывает леску и привязывает ее к обломанной ветке. Насаживает дождевого червя на тупой ржавый крючок; размахивается и закидывает в море с уступа. Выудив лосося, берет его за хвост и бьет головой
Как и огород, особняк наполняется жизнью. Каждый вечер оттуда доносятся звуки праздника: музыка, скрежет серебра по фарфору, смех. Он чувствует запах сигарет, жареной картошки, бензина. К дому одна за другой подъезжают машины. Однажды на террасе появляется сам мистер Тваймен в шортах и черных носках и начинает стрелять из дробовика по деревьям. Он спотыкается о половицы террасы. Перезаряжает ружье, утыкает приклад в плечо, стреляет. Джозеф съеживается на корточках под деревом. Неужели Тваймен дознался? Неужели он меня заметил? Дробь с шорохом сечет листья.
К середине июня молодые побеги достигают нескольких дюймов в высоту. Склоняясь к ним, он видит, что некоторые бутоны превратились в нежные соцветия; то, что раньше выглядело как плотный зеленый стебель, на самом деле оказалось сложенным цветком. Джозеф едва не кричит от радости. Заметив бледные зубчатые листочки, он решает, что некоторые из растений могут оказаться помидорами, и потому вбивает в землю небольшие колышки, похожие на те, что его мать делала из проволоки, чтобы растения могли взбираться вверх. Закончив, он спускается по склону к морю, находит ложбину в дюнах и засыпает.
Не проходит и часа, как он просыпается от шарканья ног и замечает кеды, семенящие в считаных ярдах от него. Даже кончиками пальцев он ощущает прилив адреналина. Сердце необузданно колотится в груди. Кеды маленькие, чистые, белые. Фигура в кедах проходит мимо и, увязая в песке, направляется в сторону моря.
Джозеф может убежать. Или устроить засаду, задушить этого человека, утопить или набить ему горло песком. Он может закричать, а дальше действовать по обстановке. Ни на что нет времени, он изо всех сил прижимается животом к земле, надеясь сойти в темноте за корягу или спутанный ком ламинарии.
Однако кеды не замедляют хода. Фигура с трудом спускается вниз по дюнам, наклоняется от напряжения, волоча в руках, как кажется Джозефу, что-то вроде пары шлакоблоков. Когда фигура пересекает линию прибоя, Джозеф поднимает голову и наконец внимательно приглядывается: длинные вьющиеся волосы, узкие плечи, тонкие лодыжки. Девушка. Осанка у нее очень странная: голова словно болтается на шее, плечи опущены, вид разбитый, обессиленный. Она часто останавливается, чтобы передохнуть; ноги подкашиваются, когда она напрягает мышцы, чтобы и дальше тащить свою ношу. Джозеф опускает взгляд, чувствует прохладу песка под подбородком и пытается унять сердцебиение. Над головой рассеялись тучи, и россыпи звезд слабым светом озаряют море.
Когда он вновь поднимает взгляд, девушка находится в сотне футов от него. В шуме прибоя она садится на корточки и, кажется, пропускает веревку через отверстие в шлакоблоке. Потом привязывает веревку к запястью. Он смотрит, как она привязывает один блок к одному запястью, а второй к другому. Затем она с трудом поднимается и, шатаясь, бредет в воду с этими блоками на руках. Волны бьют ее в грудь. Блоки с брызгами падают. Она заходит в море по колено,
Джозеф понимает: бетон будет тянуть ее вниз и утопит.
Он вновь опускает лоб на песок. Вокруг пустота, только шум волн, обрушивающихся на берег, и сияние звезд, тусклое и ясное, отражающееся в песчинках. Во всем мире, думает Джозеф, предрассветные часы одинаковы. Он размышляет, что было бы, реши он спать в другом месте, проведи он еще час, расставляя колышки в огороде. А если бы семена не взошли? Если бы он не увидел объявление в газете? Если бы мать не пошла в тот день на рынок? Предопределение, случай, судьба – не важно, что привело его сюда. Созвездия мерцают в небе. В толще океана бесчисленное количество жизней проживается каждый миг.
Он сбегает с дюн и ныряет в море. Она неглубоко, у самой поверхности, глаза закрыты; волны полощут ее волосы. Шнурки развязаны, их колышет течением. Руки тянутся во мрак.
Джозеф догадывается: это дочь Тваймена.
Он ныряет глубже, отрывает один из шлакоблоков от песка и высвобождает девичье запястье. Волоча по песку второй блок, он на руках выносит ее на берег. «Все хорошо», – пытается выговорить он, но голос срывается, и слова застревают в груди. Долгое время ничего не происходит. Ее шея и руки покрыты мурашками. Вдруг она кашляет и распахивает глаза. Вскочив, бьет ногами по песку, рука все еще привязана к бетонному якорю.
– Постой, – говорит Джозеф. – Погоди.
Нагнувшись, он поднимает блок и высвобождает ее второе запястье. Она в ужасе отскакивает. Губы дрожат, руки трясутся. Теперь он может ее рассмотреть. Совсем юная, лет пятнадцати, в мочках ушей жемчужинки, глаза большие, щеки розовые. С джинсов капает вода, шнурки волочатся по песку.
– Пожалуйста, – просит он, – не убегай.
Но она бежит, быстро и решительно, вверх по склону дюн, в сторону дома.
Джозефа охватывает дрожь. С потрепанного одеяла, которое он до сих пор носит на плечах, стекают струйки. Если она хоть кому-нибудь скажет, начнутся поиски. Тваймен будет прочесывать лес с ружьем, гости устроят охоту на злодея. Нельзя позволить им найти огород. Придется отыскать новое место для сна, подальше от хозяйского дома, какую-нибудь сырую низину в зарослях или, еще лучше, вырыть нору. Разжигать костры он больше не станет – перейдет на холодную пищу. А раз в три дня, в самое темное время суток, будет наведываться в огород и осторожно носить воду, тщательно заметая следы…
На поверхности моря блестят и подрагивают отраженные звезды. Гребень каждой волны наполняется светом, словно тысячи белых рек сливаются вместе, – это прекрасно. Ничего прекраснее Джозеф не видел в жизни. Дрожа, он наблюдает за этим волшебством, пока солнце не начинает окрашивать небо за его спиной. Тогда он уходит с пляжа в лес.
Четыре дня спустя из особняка доносятся звуки джаза, в сумерках на террасе медленно танцует женщина, юбка ярким пламенем развевается на ветру. Крадучись он пробирается к огороду, чтобы прополоть грядки, с корнем выдрать губительные сорняки. Сквозь шелест листвы слышны звуки фортепиано, саксофона. Он напрягает зрение, разглядывая в темноте побеги. На одном заметны крапинки гнили. Соседний стебель обгрызла личинка паразита, а некоторые стебли уже съедены под корень. Больше половины всходов погибли или умирают. Он знает, нужно огородить растения, опрыскать их средством от насекомых. Хорошо бы натянуть сетку, как-то отвадить всех паразитов, что выедают огород, расправиться с ними раз и навсегда. Но это невозможно, ему с трудом удается избавиться хотя бы от сорняков. Нужно все делать аккуратно, незаметно, чтобы ничем себя не выдать.