Собиратели ракушек
Шрифт:
– Ого! – Хэнк растерялся и не находил слов. – Вот так картина!
– Правда замечательная? – гордо и восторженно подхватила обрадованная Пенелопа. – Моя самая большая драгоценность.
– Бог ты мой! – Он поискал глазами подпись. – Чья это?
– Моего отца. Лоренса Стерна.
– Ваш отец – Лоренс Стерн? А Оливия мне ничего не сказала.
– Я оставила это маме. Она расскажет лучше.
– А я думал, он… мне казалось… что он прерафаэлит.
Пенелопа кивнула:
– Правильно.
– А это больше похоже на импрессионизм.
– Верно. Интересно,
– Когда она написана?
– Около тысяча девятьсот двадцать седьмого года. У отца была студия в Порткеррисе, на северном берегу, и он писал прямо из окна. Картина называется «Собиратели ракушек», девочка слева – это я.
– Но почему же манера совсем другая?
Пенелопа пожала плечами:
– По разным причинам. Во-первых, всякий художник должен развиваться, двигаться вперед, иначе он ничего не стоит. А кроме того, у отца к этому времени начался артрит, и он уже физически не способен был выписывать все так тонко, тщательно, подробно, как раньше.
– Сколько же ему было лет?
– В двадцать седьмом? Шестьдесят два, я думаю. Я у него поздний ребенок, он женился только в пятьдесят пять лет.
– У вас есть еще его работы?
Хэнк обвел взглядом стены, увешанные картинами, словно на выставке.
– Не здесь, – отозвалась Пенелопа. – Это в основном полотна его знакомых. Но есть еще два парных панно, неоконченные, они висят на лестнице. Это его самая последняя работа, он тогда уже с трудом удерживал в пальцах кисть из-за своего артрита. Потому и не завершил их.
– Из-за артрита? Как жестока судьба!
– Да. Это очень печально. Но он очень мужественно, философически к этому относился. Любил повторять: «Я за свои деньги накатался вволю». И больше ни слова. Но, конечно, для него это было ужасно. Еще долго после того, как перестал работать, он держал студию: бывало, заскучает, или «Черный Пес за горло ухватит», как он говорил, и уйдет из дому к себе в студию, а там просто сядет у окна и сидит, глядя на берег и море.
– А ты его помнишь? – спросил Хэнк у Оливии.
Она покачала головой:
– Нет. Я родилась, когда его уже не было в живых. А вот моя сестра Нэнси родилась в его доме в Порткеррисе.
– Он у вас еще есть, этот дом?
– Нет, – печально ответила Пенелопа. – В конце концов пришлось его продать.
– Вы там бываете?
– Я не была в Порткеррисе сорок лет. Но странно, как раз сегодня утром думала, что надо бы мне все-таки туда съездить, взглянуть еще раз на старые места. – Она обернулась к Оливии. – Почему бы тебе не поехать со мной? Остановиться можно у Дорис.
– Я… – Оливия, застигнутая врасплох, замялась, не зная, что сказать. – Даже не знаю…
– Можно поехать в любое удобное для тебя время… – Пенелопа вдруг прикусила губу. – Какая же я глупая. Конечно, ты не можешь принимать такие внезапные решения.
– Мамочка, мне очень жаль, но это действительно довольно сложно. Отпуск мне полагается не раньше лета, и я уже уговорилась ехать с друзьями в Грецию. У них там вилла и яхта.
Это была не совсем правда: разговоры такие имели место, но окончательно
– Ну конечно. Я просто не подумала. Пришло в голову, и все. Совершенно не обязательно, чтобы со мной кто-то ехал.
– Одной в машине туда слишком далеко.
– Можно прекрасно добраться и поездом.
– Возьми с собой Лалу Фридман. Она с удовольствием съездит в Корнуолл.
– Лалу? О ней я не подумала. Ну хорошо, посмотрим… – И, сменив тему, Пенелопа обернулась к Хэнку. – Ну вот, мы тут болтаем, как сороки, а бедному человеку даже выпить нечего. Что вам налить?
Обед проходил неторопливо, непринужденно и был необыкновенно вкусным. Пока ели нежный розовый ростбиф под хреном, любезно нарезанный Хэнком, хрустящие жареные овощи и йоркширский пудинг с густой коричневой подливой, Пенелопа засыпала Хэнка вопросами. Про Америку, про его дом, про жену и детей. Не для того, чтобы по долгу хозяйки поддерживать застольную беседу, а из искреннего интереса. Люди ее всегда интересовали, особенно новые знакомые, приезжие из дальних стран, тем более если у них приятная наружность и хорошие манеры.
– Вы живете в Долтоне, штат Джорджия? Мне это трудно себе представить: Долтон, Джорджия! В квартире, или у вас есть дом с садом?
– У меня есть дом и сад, но только мы это называем двором.
– В таком климате, я думаю, можно выращивать что угодно.
– К сожалению, я мало в этом разбираюсь. Просто нанимаю садовника, и он поддерживает порядок. Стыдно признаться, но сам я даже газонов своих не стригу.
– И очень разумно. Чего же тут стыдиться?
– А вы, миссис Килинг?
– Мамочка никогда не использует наемный труд, – сказала Оливия. – Все, что ты видишь за окном, создано исключительно ее руками.
Хэнк удивленно вздернул брови.
– Даже не верится. И потом, ведь тут столько работы!
Пенелопа рассмеялась:
– Ну что вы так испуганно на меня смотрите? Для меня это не труд, а огромное удовольствие. Однако есть предел нашим возможностям, и с понедельника под барабанный бой и звуки фанфар у меня начинает работать садовник.
Оливия раскрыла рот от удивления.
– Вот как? В самом деле?
– Я же сказала тебе, что попробую кого-нибудь подыскать.
– Да, но мне как-то трудно было в это поверить.
– В Пудли есть очень хорошая фирма «Помощь садоводу». По-моему, название не слишком удачное, но это к делу не относится; так вот, они будут три раза в неделю присылать сюда молодого человека, и землю копать придется в основном ему, а если он покладистый, то можно будет поручить ему и пилить дрова или приносить уголь в дом. Словом, посмотрим, как получится. Если это окажется неуклюжий лентяй или его услуги будут стоить слишком дорого, всегда можно расторгнуть соглашение. Хэнк, пожалуйста, возьмите еще кусок.