Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
А позднее то же самое словосочетание вспомнил один из персонажей романа «Могикане в Париже» Александра Дюма-отца, полицейский по профессии. Рассуждал он примерно так: «В каждом преступлении обязательно замешана женщина. Когда на стол кладут очередное уголовное дело, я сразу же даю указание: ищите женщину! Как только ее находят, появляется и сам уголовник».
Мне уже, напомню, за семьдесят. И до сих пор я не могу до конца понять вечную загадку, которая называется Женщиной! И не мне объяснять вам, что чем таинственнее это Божье творение, тем оно желаннее. Конечно, мы по-разному воспринимаем женщин. И это в немалой степени зависит от профессий мужчин. Не преувеличу, если скажу, что наиболее остро стоит «женский вопрос» у представителей самой древнейшей профессии, у разведчиков, или шпионов, если хотите. Мне выпало счастье, и я говорю это совершенно искренне, подвизаться на этом опасном и увлекательном поприще. И конечно же сталкиваться
«Женщины более мудры, чем мужчины, — утверждал английский философ Стефенс, — потому что они знают меньше, а понимают больше». Может быть. Хотя мне лично по душе то, что написал о Женщине еще один гениальный англичанин — Вильям Шекспир в одном из своих сонетов:
Мы вянем быстро, так же. как растем. Растем в потомках, в новом урожае. Избыток сил в наследнике твоем Считай своим, с годами остывая… Вот мудрости и красоты закон. А без него царили бы на свете Безумье, старость до конца времен, И мир исчез бы в шесть десятилетий…Но существует на земле то, что страшнее увядания. Это войны. Они не щадят никого. Ни стариков, ни женщин, ни детей. И нет врага у войны более яростного, чем женщина, потому что она дарит жизнь. А войны были не такими уж редкими гостями человечества, особенно на нашем континенте. Подсчитал один швейцарский ученый, что за пять с половиной тысяч лет европейцы жили в мире менее трехсот. Из пятнадцати тысяч войн — больших и малых, что вспыхивали на нашей планете, — более половины пришлось на Европу. Зайдите в любой исторический музей, и всегда, или почти всегда, рядом с примитивной ступкой для размельчения зерен вы обязательно увидите боевую палицу, рядом с веретеном — лук и стрелы, рядом с плугом — длинноствольную пищаль, рядом с ткацким станком — скорострельный пулемет. Дым войны рассеивался над Европой ненадолго. В XII веке войны погубили 3,3 миллиона европейцев, в XIII — уже 5,4 миллиона, в XIX веке — 5,7 миллиона. Во время Первой мировой войны погибло около 10 миллионов человек. Вторая мировая война унесла более 50 миллионов человеческих жизней, а может быть, и больше.
И хочется верить, что придет время, когда земляне воздвигнут прекрасный монумент Женщине, символу постоянного обновления жизни, жизни на мирной нашей планете. Я в это верю и глубоко презираю тех представителей сильного пола, которые совершали или совершают любое насилие над женщиной. Именно за это деяние один из доблестных героев итальянского Сопротивления, коммунист, стал ничтожной личностью для меня, когда открылись некоторые подробности из его «боевой» жизни.
Он сидел напротив меня в римском корпункте «Известий», обливаясь горючими слезами. Выглядел беспомощным, с горестно опущенными плечами и осунувшимся, очень постаревшим за время, прошедшее с первой встречи, лицом. Этот почти легендарный человек, бравые фотографии которого обошли когда-то почти все газеты мира. Как же! Полковник итальянского Сопротивления Вальтер Аудизио, или Валерио — таково было его «номе ди баттилья», а если проще — партизанская кличка. Именно он собственноручно расстрелял Бенито Муссолини, а заодно и его любовницу, Кларетту Петаччи, которая оказалась рядом.
Поэтому и плакал бывший пожизненный сенатор-коммунист Вальтер Аудизио, заочно приговоренный к смертной казни прежними и новыми сторонниками убиенного дуче и вынужденный по сему случаю жить практически на нелегальном положении в своей родной Италии, каждодневно ожидая или пули в затылок, или ножа в бок.
— Нет, я не боюсь смерти, Леоне, — говорил, вытирая слезы, мой гость. — Но опять прокатилась газетная волна разных небылиц, в которых меня обвиняют в убийстве женщины, чья вина заключалась лишь в том, что она спала в одной постели с Муссолини. Мне уже не под силу это переносить. Я не мог убить женщину, понимаешь, женщину, клянусь тебе Богом, чертом, памятью своей матери и своей честью, наконец! Это была трагическая случайность, роковое стечение обстоятельств.
— Но послушай, Вальтер, она все же была расстреляна. Может быть, не тобой, а другим сопротивленцем, ведь вас же была целая группа исполнителей приговора. Кстати, ее имя упоминалось в приговоре, вынесенном Муссолини?
— В том-то и дело, что нет. Но автоматную очередь она получила из моих рук. В последний раз рассказываю тебе, как все происходило, и эта версия — самая правдивая из всех, которые известны по сей день. А было это так. Мы нашли дуче вместе с Петаччи в крестьянском доме деревни Джулино-ди-Медзагра, неподалеку от швейцарской границы. Нам было известно, что представители американской и английской
— Но при чем же тут Петаччи? Он что-нибудь говорил о ней?
— Да. «В крайнем случае ликвидируешь и эту потаскуху», — так прозвучали его последние напутственные слова уже мне вдогонку…
Так вот, продолжаю. Отряд союзников, когда мы прибыли на место, шел буквально по нашим следам. Времени не было. Мы усадили Муссолини и Петаччи в машину и привезли их к каменной ограде виллы Бельмонте в той же деревне. К воротам виллы поставили только Муссолини. Петаччи осталась у каменной ограды. Я крикнул ей: «Уходи отсюда куда глаза глядят! Ты нам не нужна, уходи». Она словно окаменела, глядя на Муссолини, который трясся от страха и бормотал что-то несвязное. Я прочитал слова приговора: «По приказанию генерального командования корпуса добровольцев мне поручено осуществить акт справедливости от имени итальянского народа». Бывший дуче зарыдал навзрыд и стал умолять сохранить ему жизнь. Я поднял автомат, и в это время как метеор сорвалась с места до того стоявшая неподвижно Кларетта Петаччи. «Умри, как мужчина, Бенито!» — закричала она, пытаясь прикрыть своим телом Муссолини, и… попала под автоматную очередь вместе с ним. Остальное ты знаешь. Но для меня ее смерть — проклятие на всю жизнь. Я не мог, понимаешь, не мог убить женщину, ибо это ниже достоинства и чести мужчины. Ты веришь мне, Леоне?
— Верю, Вальтер, конечно верю. Хотя ничем не могу тебя утешить. Может, только тем, что виновата она сама, а поступок ее у меня вызывает глубокое восхищение. Прости меня, конечно.
— У меня тоже. Не всякая женщина способна на такую жертву, и это тем более тяжко для меня.
Мы обнялись. Я на минуту представил себя в роли Вальтера Аудизио, и мне стало до того жалко этого человека, что я чуть было не заплакал.
Впрочем, не только жалость побудила меня поддерживать доверительные отношения с сенатором. Мне показалось, что он может кое-чем помочь в моей оперативной работе. Я не ошибся. Не часто, но довольно регулярно получал я от него весьма интересную информацию, особенно о положении дел в крайне левом коммунистическом движении, которое получило потом название «Красных бригад». Он вывел меня на некоего экономиста Джузеппе Реджиса, который открыл мне источники финансирования маоистских экстремистских групп. Да, денежки тогда текли не с секретных счетов ЦК КПСС, а от китайских товарищей и американского ЦРУ. Вскоре, кстати, Реджис стал казначеем маоистского течения, а несколько позже я получил информацию о том, что главного казначея «случайно» застрелили в Китае. Как сообщил один из моих источников, Реджис стал со временем путать свой карман с партийной кассой.
Вальтер Аудизио познакомил меня с любопытной личностью — адвокатом Эрнесто Таттони, тоже активным участником итальянского Сопротивления. Сначала адвокат рассказал мне удивительнейшую историю о том, как в июле 1943 года английская военная разведка сорвала террористическую акцию против Муссолини, когда он встречался с Гитлером на вилле «Гаджа», неподалеку от городка Беллуно на севере Италии. Там действовала с 1941 года антифашистская группа молодежи, которую возглавляли адвокат Флавио Муле и профессор латыни Кончетто Маркези. Входил в группу и Таттони. Именно он принес в июле 1943 года взбудоражившую всех весть, что в ближайшие дни в семи километрах от Беллуно на вилле «Гаджа» состоится встреча между фюрером и дуче. План был прост: поскольку виллу охраняло небольшое подразделение эсэсовцев, в самый разгар секретной встречи ворваться туда группой боевиков из четырех десятков человек, которая была специально подготовлена из антифашистской молодежи, и забросать виллу гранатами. Приказ о начале акции должен был дать профессор латыни Маркези через своего посыльного. Его ждали с нетерпением. Он примчался наконец, весь потный, с головы до ног покрытый пылью. Соскочив с велосипеда, прохрипел, задыхаясь:
— Быстрее, ребята, уже три часа, как заседают. Известие пришло с запозданием. Быстрее, как можно быстрее.
Боевая группа была уже готова. Проверили гранаты и помчались на велосипедах к заросшему густым лесом холму, на котором стояла вилла «Гаджа». Велосипеды оставили у опушки леса, по-пластунски добрались до виллы. Всех поразила удивительная тишина на «Гад-же». Двое парней перемахнули через забор. Через некоторое время вернулись бледные: «Ребята, вилла пуста. Там никого, кроме обслуги».