Соблазн в шелках
Шрифт:
– Достаточно гадкое, чтобы вызвать небольшое землетрясение. Учтите, что она всегда считала меня не поддающейся перевоспитанию.
– В таком случае у вас с Аннушкой…
Его прервал звонок в дверь. На сей раз явился Питер-Надоеда со своей самодовольной ухмылкой.
– Ну? – спросила Клодия, сдерживая раздражение. Питер-Надоеда перевел взгляд с Гая на нее и обратно и изобразил на физиономии нечто среднее между удивлением и гаденькой понимающей усмешкой.
– Надеюсь, я ничему не помешал? – Он бросил заговорщический взгляд на Гая, как бы говоря: «Не теряйся, приятель, мы друг друга
Клодия почти физически ощутила, как ощетинился Гай.
– Что у тебя случилось на сей раз, Питер? Опять пакетики с заваркой кончились?
– Гм-м… – Надоеда, кажется, утратил свою обычную самоуверенность, возможно, потому, что в трех футах от него стоял Гай, весьма убедительно изображая каменный монолит. – У вас не найдется двух кусочков хлеба? У меня, оказывается, не осталось…
Клодия была готова на любую жертву, лишь бы избавиться от него. С другой стороны, ей показалось, что хлеба у нее самой едва хватит на завтрак.
– Я сейчас посмотрю, но едва ли…
– Немного поздновато попрошайничать у соседей, – резко вмешался Гай. – Кстати, в полумиле отсюда есть заправочная станция, которая работает круглосуточно, а при ней круглосуточно работает магазин.
Питер-Надоеда нервно улыбнулся.
– Разве? Не знал. Наверное, недавно открылся. – Чтобы показать, что его мужское достоинство отнюдь не пострадало, он бросил на Клодию взгляд, говоривший: «Не расстраивайся. Я ведь понимаю, что ты была бы рада принять меня, если бы этот назойливый тип не встал поперек дороги». – Спокойной ночи, лепесточек!
Дверь за Питером закрыл Гай, на лице которого было написано нескрываемое удивление.
– Лепесточек?
Клодия едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, чувствуя за собой, однако, какую-то непонятную вину.
– Он ужасно надоедливый тип, но время от времени мне его становится жаль, потому что мне кажется, что он очень одинок.
– Одинок! Как бы не так!
Пол, приятель Кейт, однажды обрисовал сложившуюся ситуацию весьма красочно:
– Этот нахал только и мечтает, как бы стащить штанишки с вас обеих. И, если будете поощрять его визиты, он вобьет себе в голову, что у него есть шанс. Пройдет немного времени, и он облапает одну из вас потными руками – и не приходите ко мне с жалобами. Я вас предупредил!
Все это можно было прочесть в глазах Гая, словно он сам произнес эти слова.
– Он совершенно безобиден, – попробовала оправдаться Клодия.
– Часто он заходит попрошайничать?
Девушка чуть было не ответила, что даже если она ежедневно раздает продукты всем нахалам, проживающим в Патни, его это не касается. Однако она почувствовала облегчение, оттого что Гамильтон без труда отделался от надоедливого соседа.
– Один или два раза в неделю. Не могу же я просто сказать ему, чтобы он отвязался?
– А почему бы и не сказать, черт возьми? От подобных типов только так и можно отделаться. – Голос Гая был по-прежнему резок и холоден, хотя глаза немного оттаяли. – Вы слишком снисходительны. – Чуть улыбнувшись, он отечески потрепал ее по плечу. – Спокойной ночи.
Ночь выдалась далеко не спокойная.
Клодия лежала в постели, укрывшись пуховым одеялом, и
Поделом мне, сама виновата. Зачем произносила ее имя всуе?
Но мешала заснуть не только сестра Иммакулата. В течение целого часа после того как Клодия легла в постель, ее мысли занимал Гай Гамильтон. Эти мысли мало-помалу превратились в фантазии, которым она частенько предавалась в ранней юности, особенно во время нудных уроков географии.
Она представляла себе, например, как идет однажды по своей улице возле дома, а в это время совершенно случайно мимо проезжает в своей машине ее любимый певец. Тут совершенно случайно на дорогу выскакивает собака, он резко тормозит и чуть не сбивает Клодию. Она грациозно падает на тротуар. Красавец выскакивает из своего шикарного лимузина, берет ее на руки и несет в дом, а родителей совершенно случайно нет дома – уехали на целую неделю.
Он заботливо осматривает синяки и ссадины Клодии, а она, слабо, но соблазнительно улыбаясь, умоляет его не задерживаться из-за нее. Но он и слышать не хочет об отъезде, потому что опасается, нет ли у нее сотрясения мозга. К понедельнику он безнадежно влюбляется в нее, а Эмма Картрайт, которая нагло увела у нее из-под носа первого в жизни Клодии приятеля, зеленеет от зависти.
Сейчас ею овладели такие же несбыточные мечты, только роль главного героя в них играл некто другой.
Да и мечты были уже не детскими.
Глава 5
И в самый ответственный момент, как всегда, явилась сестра Иммакулата.
«Клодия Мейтленд, у тебя нечестивые мысли. Немедленно прочти пятьдесят раз молитву Богородице!»
В школе они называли ее за глаза Старый Иммак, отчасти потому, что у нее были весьма впечатляющие усы под носом. Излюбленной темой Старого Иммака – если не считать бережного отношения к хлебу насущному – всегда была нечестивость помыслов и способы избавления от нее. Некоторые из ее назиданий превратились в незабываемые классические афоризмы, например: «Девочки, вы никогда не должны садиться на колени к мужчине, если не помолвлены с ним». Они часами спорили, неужели бедная старушенция думает, что именно таким способом «делают это». «Как делают это» и «что при этом чувствуют» были излюбленными темами разговоров среди пятнадцатилетних воспитанниц монастырской школы. Одна-две девчонки вскоре узнали все на практике при содействии и подстрекательстве мальчиков из расположенной по соседству средней школы при мужском монастыре.
Клодия познала «это» позднее и испытала разочарование. Земля не перестала вращаться, фейерверки довольно быстро погасли, и она все время пребывала в ужасе оттого, что его родители могут неожиданно вернуться и застать их.
Некоторое время спустя появился Мэтью, который уже миновал в своем развитии стадию подростковой неуклюжей неумелости и приблизительно знал, на какие кнопки следует нажимать. Их отношения продолжались довольно долго и счастливо, пока оба вдруг не осознали, что это превратилось для них в удобную привычку.