Соблазнённый
Шрифт:
— Я тебя не отдам. Он был достаточным идиотом, чтобы отпустить тебя. — Доминик делает паузу. — Хм. Я не знаю, хочу ли поблагодарить этого ублюдка или убить его. На самом деле, я поблагодарю его, а потом убью на хрен. — Его суровый взгляд падает на меня. — У тебя кто-то есть?
Я сдерживаю ухмылку.
— Нет. И если мы делаем это… — я останавливаюсь, прежде чем сказать «что бы это ни было»: — Тогда тебе тоже лучше никого не иметь.
— Так ты останешься?
— Я посмотрю, сдержишь ли ты свои обещания.
Его беззаботная ухмылка пускает стрелу прямо мне в грудь. Вот оно.
— О. Я сдержу. Но ты должна перестать падать в обморок на меня. — Он убирает непокорную прядь с моего лба. — Твой пульс и жизненные показатели были в порядке. Ты обычно теряешь сознание после оргазма?
Я прикусываю нижнюю губу и качаю головой.
— Думаю, это потому, что все было так сильно и интенсивно.
«Я никогда в жизни не испытывала такого сильного наслаждения». Последнюю мысль я оставляю при себе, поскольку эго Доминика и так слишком велико.
— В таком случае мне лучше начать убеждать, — он опускает голову, губы нависают над моими, но он не целует меня.
Дразнит.
— Чтобы убедить меня, нужно многое.
— Убеждать — мое мастерство. — Он взваливает меня себе на плечи. Я вскрикиваю, а потом срываюсь на хихиканье, когда он несет меня в спальню.
На какое-то мгновение мы с Домиником были счастливы.
Глава 16
Проходит неделя или около того, и я как в тумане.
Иногда я звоню маме, чтобы она сказала мне, что я действительно сбежала, и она может простить меня, а может и не простить, после возвращения.
Я улыбаюсь покупателю, автоматически киваю и направляюсь в кладовую. Я часто бываю рассеянной на работе. Лучше заботиться о запасах, чем о посетителях.
Оказавшись в небольшом складском помещении, я достаю счет и перепроверяю доставленные товары.
Я кусаю конец ручки, но вместо того, чтобы увидеть полки, заставленные коробками с кофе, переношусь в прошлую ночь, когда Доминик взял меня на кухонной стойке. Это было жестко, грубо и неконтролируемо. Мои бедра в синяках, и мне очень больно, удивлена, что снова не потеряла сознание.
Думаю, я начинаю привыкать к уровню интенсивности Доминика и его невозможной выносливости. Поначалу было тяжело. Я всегда так уставала и хотела спать после каждого умопомрачительного оргазма. Но он приучает мое тело к своему безумию.
А это и есть безумие.
Он был простым любопытством, которое переросло в одержимость, а теперь это сокрушительное приключение. Я просто не могу насытиться им и тем, как работает его мозг.
Каждый раз, засыпая в его объятиях, я не могу отделаться от мысли, что все это выходит за рамки секса и физической связи. Мне нравится не только то, как он овладевает моим телом, но и то, как прижимает меня к себе и зарывается головой в мою макушку.
Это заставляет меня чувствовать то, что я не должна чувствовать.
Когда я на работе, то только и делаю, что считаю часы, чтобы вернуться
Я поднимаю несколько коробок и расставляю их по соответствующим полкам.
Хотя даже если вернусь раньше, его там не будет. Доминик — серьезный, неутомимый трудоголик. Не то чтобы это было неожиданно для гения его уровня.
Мне нравится, когда мы сидим за завтраком или поздним ужином — он делает меня толстой от них — и рассказывает мне о последних изобретениях или новинках в области медицины. Однако он не говорит о своих реальных исследованиях. Это, похоже, является своего рода высшим секретом.
Он также слушает, как я часами рассказываю о своей студенческой жизни. В отличие от многих, Доминик не слушает только для того, чтобы показаться вежливым. Во-первых, ему плевать на вежливость. Это всего лишь маска, которую он надевает при других, но никогда — передо мной. А я люблю его высокомерие и контроль больше, чем напускную вежливость.
Когда я рассказываю о своей жизни и учебе, он пристально наблюдает за мной с ноткой восхищения в темных глазах.
Я рассказала ему о своих родителях. О своей североафриканской части семьи. О нашем маленьком городке. О нашем доме, похожем на особняк, который папа построил в глуши. Временами у меня возникает желание затащить Доминика к себе домой. Хочу, чтобы он увидел, где я выросла.
Когда я в мимолетном разговоре упомянула Пьера, Доминик пришел в ярость и трахнул меня грубее, чем обычно. Он ни капли не сдерживался. Это было слишком восхитительно. Думаю, можно снова упомянуть Пьера. Он не сравнится с Домиником, но я могу использовать свои неудачные отношения с ним, чтобы получить безжалостный, умопомрачительный секс.
Честно говоря, не понимаю, почему он такой собственник и, смею сказать, ревнивец? У него были все его безымянные женщины. Когда я возразила, Доминик сказал, что они были только такими. Безымянными. Но у меня были отношения с Пьером. Он произносил слово «отношения» с таким презрением и постоянно называл его «ребенком». Надо отдать должное Доминику, он может опустить любого, кто ему не нравится.
Доктор Джонсон — идеальный человек, чтобы похвастаться перед любым бывшим. Он обаятельный, привлекательный и так хорошо сложен внешне. Под ним скрывается версия, которую я хочу держать при себе.
Но потом я вспоминаю, что это всего лишь приключение. Однажды вся эта дымка тоже рассеется.
Розоватая голова Нэнси выглядывает от входа в кладовую. Она оглядывается, как будто собирается совершить преступление, прежде чем побежать в мою сторону.
— Я же просила тебя рассказать мне все подробности, девочка!
Я притворяюсь удивленной, проверяя счет.
— О чем?
— О том, как хорош доктор Доминик в постели! — я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но она поднимает руку. — И не пытайся отрицать это, девочка. Он смотрит на тебя так, будто ты ему принадлежишь — и это чертовски сексуально, между прочим, — так что не может быть, чтобы он не накормил тебя своим волшебным членом. — Она делает паузу, затем шепчет: — Это было волшебно, да? Пожалуйста, скажи, что мои фантазии верны.
У меня что-то сжимается в груди. Ненавижу, когда Нэнси фантазирует о Доминике.