Соблазнённый
Шрифт:
— Ты. — Шлепок. — Только. — Шлепок. — Блядь. — Шлепок. — Моя.
Я подавляю крик, кусая его плечо через пиджак. Мои глаза наполняются слезами от интенсивности того, что происходит внутри меня. Я сейчас взорвусь и упаду в обморок или что-то в этом роде. Я так близко, что это разрывает на части.
— Скажи это, — требует Дом, замедляя свои толчки.
— Je suis a toi (с фр. Я принадлежу тебе). — Я дышу ему
— Скажи это еще раз. — Его толчки ускоряются.
— Я твоя… Твоя… А-а-а… — Яростная волна захватывает меня. Я кричу.
Доминик проглатывает звук своим ртом.
В этот момент мне уже все равно, войдет ли кто-нибудь. Я так довольна и счастлива. Я словно вылетаю из собственной оболочки. Плечи Доминика вздрагивают, прежде чем тепло заполняет мои внутренности.
Одно только ощущение того, как его сильное тело проникает в меня, заставляет меня снова и снова оказываться в этом месте.
Он отпускает мою шею, и она кажется пустой. Я попрошу его сделать это сегодня вечером, пока мои руки связаны. При одной только мысли об этом у меня подергивается киска.
Пылающие глаза Доминика поглотили меня целиком.
— В следующий раз, когда я скажу, что ты моя, ты скажешь это в ответ, или я нагну тебя в любом, блядь, месте и напомню об этом.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать — сама не знаю что, — но Доминик прерывает меня, прижимаясь к моим губам своими.
Поцелуи с ним стали наркотиком.
Он стал наркотиком.
Я так обречена, потому что не хочу выходить из наркотического опьянения.
Два часа спустя, после того как мы отдохнули остаток вечера и поужинали на свежем воздухе, мы с Домиником входим в здание, где находится его квартира.
Сейчас только десять, что очень рано для обычного графика Доминика. Возможно, он будет работать из дома.
Он держит мою руку в своей. Мурашки пробегают по позвоночнику, когда его большой палец гладит тыльную сторону моей ладони. Эти мелкие жесты выжигают мне мозг.
Иногда, когда он думает, что я сплю, он укрывает меня и просто наблюдает. Когда я просыпаюсь, а он уже на работе, я нахожу записку, что завтрак готов. Когда мы находимся на улице, он держит руку на моей талии, как будто не может перестать прикасаться ко мне.
Временами я думаю, не является ли это частью его стратегии, чтобы заставить меня упасть, а потом рассмеяться мне в лицо. Для него все будет спектаклем. А я останусь с разбитым сердцем.
Из вращающихся дверей выходит женщина, одетая в дорогое платье и большую шляпу. Должно быть, она одна из соседок Доминика, но я никогда ее раньше не видела. Он одаривает ее своей наглой ухмылкой, а она в ответ дарит ему фальшивую улыбку.
Как только она скрылась из виду, я заявляю:
— Ты такой лицемерный. Зачем улыбаться, если не хочешь?
— Я не
Я останавливаюсь возле вращающейся двери, и Доминик делает то же самое.
— Без обид, Дом, но это так. Я стараюсь видеть в тебе лучшее, но знаю, что ты из себя представляешь. Не нужно мне врать.
— Я не лгу тебе, малышка. Мне не нужно, когда я с тобой. — Он делает паузу, словно обдумывая свои слова. — Я также не лицемер. Лицемер — это тот, кто лжет себе, что каждый его ужасный поступок — правильный. Они знают, что это неправильно, но пытаются замаскировать это под правильность. Я так не делаю. Я признаю все, что делал и буду делать. Я знаю, что устроен иначе, и использую это в своих интересах. Мне плевать на то, что приемлемо, а что нет, лишь бы получить то, что я хочу.
Социопат. Вот кто такой Доминик. Мне действительно следует перестать быть предвзятой, видя в нем только хорошее.
— Ты используешь свою природу в отношении меня?
Он приподнимает бровь и поглаживает тыльную сторону моей руки.
— Почему бы тебе самой не сказать мне, Кам? Ты ведь умная, правда?
— Я не знаю. Иногда грань размывается.
— Ты думаешь, я причиню тебе боль? — его голос бесстрастен. Абсолютно нейтральный.
— Я знаю, что ты не склонен к насилию.
— Хм-м-м… Я бы не сказал, что совсем не склонен к насилию. Я просто умею подавлять порывы. — Его глаза сужаются с пугающей темнотой. — Если только кто-нибудь снова тебя не тронет. Я не уверен, что смогу подавить себя.
Ух ты. Значит, сегодня он подавлял порыв? Он был близок к тому, чтобы убить Уилла. Что хуже? Не думаю, что он почувствовал бы какие-либо угрызения совести.
Вот с каким человеком я связалась. Так почему же я не убегаю? Я жажду большего от него, как болезненного животного для своей следующей добычи.
Хотя в данном случае добычей являюсь я.
Доминик приподнимает мой подбородок, и я смотрю снизу-вверх на его тьму, вырвавшуюся на свободу и открытую. Когда я рядом, он не пытается скрыть себя.
— Помнишь, я сказал, что понимаю тебя?
Я киваю.
— Ты тоже меня понимаешь, Кам.
У меня дыхание перехватывает в горле. Возможно, это метод дефлорации, то, что он использует, чтобы ослабить интерес к себе, но я верю в это. Все, что меня волнует, — это чтобы он не надевал передо мной маску.
Мы заходим в здание. Дэвид стоит у стойки администратора и кланяется, увидев нас. Доминик кивает, и я прижимаюсь к его плечу.
— Почему ты так делаешь всегда, когда видишь Дэвида? — спрашивает Доминик, как только двери лифта закрываются.
— Он немного странный.
Доминик сужает глаза.
— Он что-то сделал тебе?
— Нет. Просто у меня странное предчувствие, вот и все. — Мне кажется, он смотрит на меня слишком долго, и мне это не нравится. Я решаю сменить тему. Я давно собиралась поговорить об этом, но Доминик всегда держит мое тело словно в тумане. Я не нахожу на это времени.