Соблазнённый
Шрифт:
А я нет. Я смотрю ему прямо в глаза.
Доминик улыбается так широко, что его идеальная улыбка становится очевидной. Его ямочка появляется только тогда, когда он искренне улыбается. Как будто он рад, что я всегда прохожу его тест на молчание. После еще нескольких секунд тишины, просто чтобы подшутить надо мной, его ухмылка исчезает.
— Я был брошен в детстве. Я жил на улицах как ничтожество, и мне пришлось измениться, чтобы выжить. Если бы этого не сделал, то умер бы.
— Ох.
Я прикусила нижнюю губу, так как в горле образовался
То, как устроен Доминик, теперь имеет больше смысла. Люди могут стать устрашающими, когда им нужно выжить. Вероятно, он выбрал самую изощренную форму — манипуляцию.
— Я переходил из одной приемной семьи в другую, — его голос звучит совершенно отстраненно, как будто он говорит о третьем лице. — Потом меня усыновила богатая семья. Единственная причина, по которой они взяли меня к себе, заключалась в том, что это хорошо отразилось на их «благотворительном имидже». Со мной обращались так же, как и со всеми остальными. В том доме всегда было холодно, он был наполнен интригами, обманом и ложью. Спустя годы вторая жена моего приемного отца изменила ему с его бухгалтером, они лишили его денег и сбежали. Он умер от сердечного приступа, когда я учился в медицинском колледже. Его наследие для меня ничего не значило. Единственное, что я получил от этой семьи, — привилегированное образование. Когда я был ребенком, все, чего я хотел, — это преподать урок тем ублюдкам, которые оставили меня голодать. Я хотел, чтобы они пожалели о том, что бросили меня, когда увидят, как я добился успеха. А сейчас мне на них наплевать.
Я хочу сглотнуть, но не делаю этого, боясь издать звук. Я не могу даже представить себе его воспитание. Его не хотели видеть настоящие родители и использовали приемные. Неудивительно, что он стал железным человеком. Он никогда не знал любви, и, конечно, не может ее отразить.
— Ты хочешь поговорить об этом? — хрипло спросила я.
— Это так банально, — его голос и лицо замкнуты. — Я думал, мы так не делаем.
— Нет, я делаю это, Дом. — Мне так и хочется его обнять. — Когда людям больно, нормальные люди проявляют сочувствие.
— Ты имеешь в виду жалость.
— Может, хоть раз перестанешь коверкать слова?
Он улыбается, только на этот раз это его полная дерьма ухмылка. Он пытается отгородиться от меня.
Ну, не сегодня.
— То исследование о помощи таким детям, как ты…? — я запнулась. Он как-то упоминал о нем, но я не обратила внимания, потому что считала, что речь идет о снобах. Я никогда не думала, что это имеет отношение к брошенным детям.
Его глаза искрятся чем-то загадочным. Достижение. Он чувствует себя реализованным. Это согревает мою грудь.
— На финальной стадии и скоро начнется.
Одна мысль о том, сколько ада
— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, Дом.
Он бросает на меня раздраженный взгляд.
— Почему ты извиняешься? Извиняться должны только родители, которые меня бросили.
— А ты бы принял их?
— Я бы сказал им, чтобы они шли в нахуй.
— Логично.
Он качнул головой в сторону.
— Если пытаешься разгадать меня до конца, это будет проблемой.
— Почему?
— Потому что я тебе больше не буду интересен.
На этот раз я не могу сдержаться и прыгаю прямо к нему на колени. Простыня падает по обе стороны от меня, так что моя обнаженная грудь оказывается прижатой к его груди. Он издает удивленный звук, но его руки обхватывают мою спину. Мои руки сами обхватывают его шею, а ноги опускаются ему на колени. Я утыкаюсь носом в его ключицу, затем поднимаю на него глаза и шепчу:
— Мне всегда будет интересно с тобой.
Он приподнимает бровь.
— Да?
— Да. Ты мне вроде как нравишься. Может быть, немного.
В его чертах появляется игривость.
— Посмотрим, что я могу сделать, чтобы это стало большим.
— Пытаешься заставить меня влюбиться в тебя или что-то в этом роде? — поддразниваю я.
— Ты должна, — он дразнится в ответ. — Я рекомендую.
Мои пальцы вплетаются в его густые пряди.
— Тогда попробуй убедить меня.
Он усмехается.
— Убеждать — это мое умение.
Доминик наклоняет голову и прижимается своими губами к моим. Все начинается со сладкого смакования, но потом язык Доминика находит мой, и я замираю. Поцелуй глубокий, грубый и страстный одновременно.
Я засыпаю в его объятиях. Мое ухо прислушивается к его успокаивающему сердцебиению.
Засыпая, я чувствую на себе взгляд.
И это не Доминик.
Глава 20
Я просыпаюсь в пустой постели и ощущаю стойкий аромат лосьона после бритья Доминика.
Спать, прижавшись к нему, вошло у меня в привычку с тех пор, как я запрыгнула на него в кресле той ночью, две недели назад. Но он все равно уходит раньше, чем я просыпаюсь. Если бы только я не спала так крепко.
Я разочарованно вздыхаю и сажусь, проверяя телефон. Мама прислала мне сообщение с добрым утром. В это время она занята по хозяйству, иначе я бы ей позвонила.
Папа все еще не разговаривает со мной. Мама говорит, что я такая же упрямая, как и он. Мы всегда были одной командой, и мне больно, что мы не разговариваем. Я вернусь примерно через неделю и налажу с ним отношения.