Соблазны бытия
Шрифт:
Трудно горевать по человеку, которого плохо знаешь. Свои детские впечатления о Барти Элспет почти не помнила. Во время войны та служила в армии и в Лондон приезжала редко. А с сорок шестого года Барти жила в Нью-Йорке. Элспет могла по пальцам пересчитать их встречи. Конечно, бабушка много рассказывала ей про Барти. Однако гибель этой женщины почти никак не отразилась на ее собственной жизни. Разве что в издательстве появился приехавший из Нью-Йорка Маркус Форрест, к которому она сразу прониклась симпатией. Элспет не решалась себе признаваться, но интуитивно чувствовала, что этот человек значит для нее весьма много. Почему-то в издательстве его все ненавидели. Элспет была о нем совсем иного мнения. Острый ум сочетался
– Кейр, нужно проявить немного дипломатии, – говорила она, улыбаясь мужу во время ужина. – Нам вовсе ни к чему портить с ним отношения. И потом, он играет не последнюю роль в твоей дальнейшей карьере. Неужели Сесилия так уж пострадает, если я съезжу на собрание?
Кейр хмуро заметил ей, что этих собраний становится все больше, но «нет» не сказал и потянулся к газете. Элспет посчитала его молчание знаком согласия.
Иногда она чувствовала, что балансирует на канате, каким-то чудом сохраняя равновесие и постоянно рискуя упасть. Если она упадет, последствия могут быть самыми серьезными и крайне неприятными, как при падении с настоящего каната. Но риск того стоил.
Элспет работала достаточно много, поручая Сесилию заботам… нет, не няни, а милой женщины – миссис Уилсон, жившей неподалеку, в районе Баттерси-парк-роуд. В их семье она появилась вначале как приходящая няня, когда Элспет и Кейру требовалось вечером куда-то пойти. Вскоре миссис Уилсон выразила желание почаще видеть очаровательную крошку Сесилию.
Элспет дипломатично заявила, что не слишком нуждается в помощи миссис Уилсон, поскольку ей самой нравится возиться с дочкой. Но прошло еще два-три месяца, и Элспет все чаще стала просить миссис Уилсон посидеть с ребенком, пока она бывает на собраниях в издательстве. Кейр неохотно согласился.
Элспет сыграло на руку то, что Уилсоны были шотландцами. Дэвид Уилсон преподавал в начальной школе Бэлема и вел с Кейром идеалистические беседы о несовершенстве английской системы образования. Это было вторым плюсом. К осени миссис Уилсон приходила уже три раза в неделю. Ее пребывание в доме увеличивалось постепенно и потому незаметно для Кейра. Она появлялась после завтрака, позже ушедшего на работу Кейра, и оставалась вплоть до времени купания Сесилии.
Как здорово было снова работать! Элспет радовалась своей загрузке. Ей поручили редактировать романтический триллер – нечто вроде современной версии «Ребекки», только «гораздо психологичнее и больше в духе Хичкока». Так она объяснила Джею. Впереди маячила серия детских книг в мягкой обложке, общим числом двадцать шесть: рассказы о детях, живущих на морском берегу, под причалом. Имя каждого ребенка начиналось с какой-нибудь буквы английского алфавита – отсюда и двадцать шесть историй. Пока у автора были готовы только две, но сам автор очень понравился Элспет. «Такой милый, немного застенчивый». А еще ей поручили редактировать энциклопедию для женщин, где были разделы, посвященные кулинарии, шитью, убранству жилища и саду. Энциклопедия называлась «Миссис Совершенство». «Это, конечно, насмешка. В действительности книга для таких неумех, как я, которым нужно все расписать и снабдить понятными рисунками».
Помимо этого, она вместе с Клементайн работала над новым романом о девушке, вдруг обнаружившей, что она приемный ребенок.
Подобно Селии, работа наполняла Элспет жизненными силами. Как и Селия, она любила свою семью, но чувствовала, что без работы ее жизнь превратится в вялое существование.
–
Селия улыбнулась внучке и сказала, что когда-то то же самое она говорила лорду Ардену.
– Боюсь, он меня так и не понял.
– Кейр все прекрасно понимает. Просто ему это не нравится.
Элспет думала, что будет уставать. Где-то через месяц ей рожать. Она вспоминала, как ее чуть не вытошнило на свадьбе Кита и Клементайн. Казалось, с того момента прошло несколько лет. Но сейчас, не в последнюю очередь благодаря работе, она чувствовала себя прекрасно, удивляясь бодрости и обилию жизненных сил. Ее нынешняя беременность ничем не напоминала последние месяцы, предшествующие рождению Сесилии. Элспет с ужасом вспоминала свою жизнь в Глазго и почти не верила в реальность тех дней. Неужели она все это выдержала? И почему?
В редкие свободные минуты Элспет думала о будущем. Она старалась оставаться реалисткой, не впадая в чрезмерный оптимизм или самоуверенность. Но будущее виделось ей в светлых тонах. Они с Кейром составляли (хотя бы потенциально) мощный рабочий тандем. Оба умны, наделены способностями. Бабушка как-то сказала ей:
– Вы напоминаете мне нас с Оливером в молодости. Ваша жизнь тесно переплетена с работой. Это создает прочное партнерство. Береги и взращивай ваши отношения.
Мнение Селии о Кейре ничуть не изменилось. Она искренне гордилась им и знала, что не напрасно поверила в него. Маркус Форрест также был высокого мнения о нем. Он внимательно прислушивался к суждениям Кейра и очень интересовался всем, что Кейр редактировал. Маркус предложил Джею поручить молодому редактору возглавить несколько проектов и взять ряд важных книг. Элспет видела в этом немалую опасность для Кейра. Джайлз почти не скрывал свою неприязнь к ее мужу. Кейр раздражал и Джея, а мать предупреждала ее, что это может плохо кончиться, особенно учитывая восторженное отношение Селии к нему.
– Дорогая, пойми меня правильно. Я, конечно же, рада за Кейра. Но бабушке не вечно сидеть в редакторском кресле. Кейром многие недовольны. Пока бабушка здесь, они молчат. Но стоит ей уйти, и на твоего мужа сразу же обрушится все скопившееся недовольство.
– Мама, ты всерьез считаешь, что это произойдет?
– Что именно? Бабушкин уход на покой? Это одному Богу известно, – вздохнула Венеция. – С одной стороны, ее уход меня ужасает. А с другой – я его очень жду. Но пока твоя бабуля крутится чертовски эффективно.
Венеция редко прибегала к таким выражениям. Элспет удивленно посмотрела на мать. Конечно, Венеция раздражена. Они все раздражены. В издательстве сейчас непросто. Дело не только в судьбе акций. Маркус Форрест теперь чуть ли не каждый месяц прилетал в Лондон, и это создавало напряженность. Он все больше пользовался своей прерогативой диктовать условия, накладывая запреты на покупку произведений, рекламные кампании. Он даже заставлял менять названия некоторых книг. Все это было далеко от прежней спокойной, деловой обстановки.
Руководство Форреста строилось на принципах Макиавелли. Он беседовал то с одним, то с другим редактором, ненароком бросал реплику, мягко критиковал. Казалось, он вполне доброжелателен к «Литтонс – Лондон». Но прежнее чувство единства, общность целей – все то, что с таким трудом строили Оливер и Селия, – неумолимо исчезали. Предельная лояльность редакторов, долгие годы служившая движущей силой «Литтонс», незаметно подменялась индивидуализмом и эгоцентризмом. Джей и Селия усматривали в этом опасность. Элспет, Кейр и еще пара молодых редакторов, наоборот, видели определенный прогресс. Они надеялись, что атмосфера в издательстве станет более творческой, появится возможность экспериментировать с новыми идеями.