Соблазны бытия
Шрифт:
Чувствовалось, последние фразы были произнесены намеренно, чтобы упредить сочувствие Адели.
Мадам Андре сварила кофе, налила ей рюмочку абсента. Адель вспомнила, что всегда терпеть не могла сочетание крепкого кофе и тягучего, похожего на ликер абсента, но послушно пила и то и другое, чтобы не обижать хозяйку. Угощение снова перенесло ее в прошлое, когда она вот так же сидела в этой сумрачной комнатке, где бывало либо слишком жарко, либо слишком холодно. Рядом о чем-то лепетала Нони, а на коленях хныкал Лукас…
Вечер
– Значит, вы хотите еще поговорить? – с улыбкой спросила мадам Андре.
– Да, мадам Андре, хочу.
Лукас рассматривал свое отражение в зеркале и восхищался увиденным. Оттуда на него глядел высокий, стройный молодой человек: темноволосый, темноглазый, с оливковым оттенком кожи, унаследованным от французских предков. Он надеялся, что Венеция по достоинству оценит выбранную им шелковую рубашку и слегка остроносые туфли. Лукас был почти точной копией своего отца, в чем он убедился, рассматривая многочисленные фотографии. Ему почему-то казалось, что это сходство ставило его в семье на особое положение. Во всяком случае, делало более интересным человеком.
Закончив любоваться собой, Лукас направился к комоду за бумажником, поскольку хотел перед обедом угостить Венецию выпивкой. И тут он вспомнил, что мать так и не дала ему обещанных франков. Вот досада! Он позвонил матери в номер. Телефон не отвечал. Тогда Лукас позвонил портье и узнал, что его мать куда-то ушла.
Он подошел к номеру Венеции и постучался. Тетка открыла почти сразу. Она была еще в халате.
– Я пока не готова. Извини, Лукас, но эта рубашка для «Максима» не годится. Кстати, красивые туфли.
– Хорошо, я надену другую рубашку, – вздохнул Лукас. – Я был почти уверен, что тебе она не понравится.
– Почему? Прекрасная рубашка. Просто для шикарного ресторана она не годится.
– Я пришел спросить: ты, случайно, не знаешь, куда ушла мама?
– Знаю. Решила снова навестить мадам Андре.
– Понятно. Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?
– Никак не меньше получаса. Помнится, мы собирались выходить в восемь.
– Я тоже помню. Ладно, пойду переодеваться. Надену скучную, но пристойную рубашку.
– Умница.
Лукас взглянул на часы. Времени у него было с избытком. Ему отчаянно требовались деньги. Когда Венеция платила за все, он чувствовал себя маленьким мальчиком. Надо попросить у мамы. Она наверняка не откажет. Он попросит денег и уйдет, чтобы не мешать разговорам. Лукас вышел из отеля и быстро зашагал в сторону улицы Сен-Сюльпис.
Теперь эта улица была пустой и очень тихой. Парижане сидели на площадях или в кафе. Подходя к дому мадам Андре, Лукас услышал голоса, доносившиеся из окна. В вечерней тишине они звучали очень отчетливо.
Лукас с детства любил внимательно слушать, о чем говорят люди. Так он узнавал
Он тихо подошел и встал невдалеке от окна, прислонившись к стене. Увидеть из комнаты его не могли. Он закурил сигарету «Голуаз». Голова слегка закружилась, но Лукас пообещал себе, что обязательно научится курить. Он пускал дым и слушал.
– Значит, мадемуазель, вы снова вышли замуж? В таком случае вы должны меня простить. Больше я не буду называть вас по-старому.
– Нет, мадам Андре, пожалуйста, называйте. Мне это… очень важно. Правильнее сказать, я была замужем. Сейчас я развожусь.
– Мадемуазель! – Блестящие глаза старухи участливо смотрели на нее. – Думаю, вам просто не повезло.
– Даже не знаю, мадам Андре. Возможно, все дело во мне. Потому я и приехала в Париж. Пытаюсь понять, что же я сделала неправильно и почему поступила так, а не иначе.
– Вы были вынуждены так поступить.
– Вынуждена? Вы в этом уверены?
– Вполне. У вас не было другого выхода.
– Почему? Потому что немцы со дня на день должны были занять Париж? Но ведь другие остались. Другие оказались более верными. Столько лет прошло, а мое бегство по-прежнему не дает мне покоя. Я чувствую себя такой виноватой. Взять и увезти детей…
– Это ведь случилось не потому, что вы испугались немцев. Это случилось… Вы позволите сказать откровенно?
– Конечно. Говорите.
– Из-за него это случилось. Из-за его отношения к вам. Потому вы и уехали. Он ведь обманывал вас. Можно сказать, предавал.
– Знаю. Тогда я думала точно так же. Но… я не должна была срываться с места. Нужно было поговорить с ним, потребовать объяснений, а не просто исчезать так, как я, оставив его… – ее голос дрогнул, – одного. Я должна была бы вести себя смелее. Проявить больше храбрости и остаться.
– Наверное, вы забыли, мадемуазель, какой смелой вы были.
– Неужели? – воскликнула изумленная Адель.
– Конечно. Вы же знаете, как он хотел, чтобы вы уехали. Уговаривал вас, даже настаивал. И вам очень хотелось уехать. Я помню, вы говорили мне об этом. Вы хотели уехать домой, к своей семье, к своей матери. Туда, где ваши дети будут в безопасности.
Адель шумно вздохнула. Она посмотрела на мадам Андре, потом на тесную, заставленную мебелью комнату, сделала большой глоток абсента и тут же пожалела об этом.
– Вы это помните?
– Помню. Вам хотелось уехать, но вы отказывались. Снова и снова. Вы говорили, что ваш дом здесь и ваше место здесь, с ним и детьми, каким бы ни был риск. Я однажды слышала ваш спор по этому поводу. Вас угораздило спорить прямо на балкончике.
– Надо же… – Адель замолчала, переваривая новый, совершенно незнакомый фрагмент своей личной истории. Но мадам Андре говорила правду.