Собор Святой Марии
Шрифт:
— Арнау Эстаньол! — выкрикнул мавр, распахивая дверь настежь.
Арнау не помнил, как выглядит этот зал особняка. Он не успел осмотреть помещение, когда ребенком прошел его… на коленях. Но и сейчас он не стал осматривать гостиную.
Изабель сидела в кресле у окна. По бокам от нее стояли Жозеп и Женйс. Первый, как и его сестра Маргарида, вступил в брак. Женйс оставался холостым. Арнау поискал глазами семью Жозепа. Ее не было. В другом кресле он увидел Грау Пуйга, старого, одряхлевшего,
Изабель смотрела на вошедших покрасневшими от слез глазами.
Арнау остановился посреди гостиной, возле огромного стола из благородного дерева, который был в два раза шире, чем его меняльная лавка. Мар стояла рядом с Гилльемом. В дверях толпились рабы.
Арнау говорил достаточно громко, так что его голос отдавался эхом в просторном зале.
— Гилльем, эти туфли мои, — холодно произнес он, показывая на ноги Изабель. — Пусть их снимут.
— Да, хозяин.
Мар, ошеломленная, резко повернулась к мавру. Хозяин? Она знала, какое положение занимал Гилльем в их доме, но никогда прежде не слышала, чтобы он так обращался к Арнау.
Гилльем жестом подозвал двоих рабов, которые пялились на непрошеных гостей, стоя у косяка двери, и все трое направились к Изабель. Баронесса, продолжая оставаться надменной, смотрела прямо на Арнау.
Один из рабов опустился на колени, но, прежде чем он до нее дотронулся, Изабель сняла туфли и сбросила их на пол, ни на миг не отрывая глаз от Арнау.
— Я хочу, чтобы ты собрал все туфли в этом доме и сжег их во дворе, — жестко сказал Арнау.
— Да, хозяин, — снова ответил Гилльем.
Баронесса продолжала смотреть на племянника своего мужа с подчеркнутым высокомерием.
— Эти кресла, — нахмурившись, произнес Арнау и махнул рукой в сторону четы Пуйгов, — вынеси отсюда.
— Да, хозяин.
Сыновья Грау подняли трясущегося отца с кресла. Баронесса встала, прежде чем рабы забрали кресло и вынесли его вместе со всеми остальными, даже теми, что стояли в углах.
Изабель продолжала с надменностью смотреть на Арнау. Внезапно он сказал:
— Это платье мое.
Кажется, она задрожала?
— Но ты ведь не станешь… — начал было Женйс Пуйг, который оторопел, услышав новый приказ Арнау. Он все еще держал отца на руках.
— Это платье мое, — оборвал его Арнау, не переставая смотреть на Изабель.
Дрожала ли она?
— Мама, — вмешался Жозеп, — переоденься.
У баронессы задрожали губы.
— Гилльем! — крикнул Арнау.
— Мама, пожалуйста.
Гилльем подошел к баронессе.
Как она дрожала!
— Мама!
— А что ты хочешь, чтобы я надела? — выкрикнула Изабель, обращаясь к своему пасынку.
Изабель снова повернулась к Арнау,
Арнау нахмурился, и Изабель наконец медленно опустила глаза, зарыдав от бессильной ярости. Арнау подал знак Гилльему, и вскоре рыдания баронессы наполнили парадную гостиную Пуйгов.
— Этой же ночью, — сказал он, обращаясь к Гилльему, — я хочу, чтобы дом Грау Пуйга опустел. Скажи им, чтобы они отправлялись в Наварклес и никогда не выезжали оттуда. — Он посмотрел на Жозепа и Женйса, которые, казалось, остолбенели. Изабель продолжала рыдать. — Меня их земли не интересуют. Дай им одежду рабов, но обуви не давай, сожги ее. Продай все имущество и закрой дом.
Арнау повернулся и встретился глазами с Мар. Господи, он совсем забыл о ней. Лицо девушки было красным от волнения. Он взял ее за руку, и они покинули особняк.
— Теперь можешь закрывать ворота, — сказал Арнау старику, который первым их встретил.
В полном молчании они дошли до лавки, но, прежде чем входить, Арнау остановился.
— Прогуляемся по берегу?
Мар согласилась.
— Теперь ты забрал свой долг? — спросила она, когда они увидели море.
Арнау молчал, всматриваясь вдаль.
— Я никогда не смогу забрать его, Мар, — услышала девушка его тихий голос, — никогда.
38
9 июня 1359 года
Барселона
Арнау работал в лавке. Сезон мореходства был в самом разгаре. Дела шли превосходно, и Арнау стал обладателем одного из самых больших состояний в городе. Они по-прежнему жили в маленьком доме на углу улиц Старых и Новых Менял вместе с Мар и Донахой. Арнау не обращал внимания на совет Гилльема переехать в дом Пуйгов, который стоял запертым вот уже четыре года. Со своей стороны Мар упорствовала в своем безразличии ко всем претендентам на ее руку и не соглашалась выходить замуж.
— Почему ты хочешь удалить меня от себя? — однажды спросила она Арнау, и он увидел, как ее глаза наполнились слезами.
— Я… — залепетал Арнау, — у меня и в мыслях не было удалять тебя!
Продолжая плакать, девушка уткнулась ему в плечо.
— Не переживай, — сказал Арнау, гладя ее по голове, — я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь.
И Мар осталась жить с ними.
В тот день, 9 июня, зазвонили колокола. Арнау бросил работу и вышел на улицу. К нему мгновенно присоединилось множество других людей.