Собор Святой Марии
Шрифт:
— Без виновных, — твердо произнес Арнау.
— Это невозможно. Инфант…
— Без виновных! Пятнадцать тысяч фунтов — это целое состояние.
Арнау снова покинул дворец викария, не зная, что делать дальше. Как сказать об этом Хасдаю? Неужели придется объяснять, что пятнадцать из них должны умереть? Однако картина пяти тысяч человек, запертых в синагоге без воды и еды, не выходила из головы…
— Когда будет ответ? — спросил он у викария.
— Инфант на охоте.
На охоте! Несколько тысяч
— Тридцать пять тысяч фунтов и пятеро виновных, — поджав губы, произнес викарий. По тысяче фунтов за еврея. «Возможно, это и есть цена за каждого человека», — подумал Арнау.
— Сорок тысяч и никаких виновных.
— Нет.
— Я пойду к королю.
— Ты прекрасно знаешь, что у короля достаточно проблем из-за войны с Кастилией, для этого он и оставил своего сына наместником Для чего-то же он его назначил?
— Сорок пять тысяч, но без виновных.
— Нет, Арнау, нет…
— Спроси у него!.. — крикнул Арнау. — Я тебя прошу, — стараясь успокоиться, добавил он.
Зловоние, которое исходило из синагоги, ударило в нос Арнау, когда он был еще в нескольких метрах от нее.
Улицы еврейского квартала выглядели еще ужаснее, чем день назад; повсюду валялись выброшенные из домов вещи евреев, битая посуда и разломанная мебель. Внутри жилищ слышался стук и треск: черные монахи долбили стены и срывали полы в поисках тела Христова. Арнау пришлось сделать над собой усилие, когда он встретился с Хасдаем, которого на этот раз сопровождали два раввина и предводители общины. У консула слезились глаза. Было ли это от потоков мочи, которые вытекали из синагоги, или от избытка чувств, вызванных теми новостями, которые он должен был им сообщить?
Под аккомпанемент бесконечных стонов Арнау наблюдал за людьми, которые глубоко дышали, стараясь вдохнуть как можно больше свежего воздуха. Господи, как же они выдерживали там, внутри? Евреи затравленно оглядывались по сторонам, ужасаясь тому, что творилось на улицах их квартала, и частое дыхание замедлялось от увиденного безобразия.
— Они требуют виновных, — сказал им Арнау, когда все пятеро пришли в себя. — Мы начали с пятнадцати, закончили пятью, и я надеюсь…
— Мы не можем ждать, Арнау Эстаньол, — перебил его один из раввинов. — Сегодня умер старик. Он был болен, но наши врачи не смогли для него ничего сделать, даже смочить ему губы. Нам не позволяют похоронить его. Ты понимаешь, что это означает? — Он пронзительно посмотрел на Арнау, и тот кивнул. — Завтра зловоние от его разлагающегося тела добавится к…
— В синагоге такая теснота, — перебил его
— И еще сорок пять тысяч фунтов, — добавил Арнау.
— Что нам деньги, если мы все можем умереть? — вмешался другой раввин.
— И что же? — спросил Арнау.
— Соглашайся, Арнау, — взмолился Хасдай.
Арнау позвали на следующее утро. Трое виновных.
— Это ведь люди! — упрекнул Арнау викария.
— Это — евреи, Арнау. Всего лишь евреи. Еретики являются собственностью короны. Без ее милости они бы уже сегодня все были мертвыми. Король решил, что трое из них должны заплатить за осквернение хостии. Этого требует народ.
«С каких это пор королю стал так важен народ?» — подумал Арнау.
— Кроме того, — настаивал викарий, — так решатся проблемы консульства.
Труп старика, высохшие груди матерей, плачущие дети, стоны и зловоние — все это заставило Арнау дать согласие. Викарий откинулся на спинку стула.
— Два условия, — добавил Арнау, призывая его снова прислушаться. — Первое: они сами выберут виновных. — Он закашлялся. — И второе: договор должен быть одобрен епископом, чтобы успокоить прихожан.
Викарий согласился с первым условием, а по поводу второго сказал:
— Я уже сделал это, Арнау. Или ты думаешь, что мне очень хочется видеть новую бойню в их квартале?
Процессия отправилась из самого еврейского квартала. Улицы казались пустынными, двери и окна домов были закрыты, повсюду валялись обломки разбитой мебели. Тишина в еврейском квартале воспринималась как укор тому шуму, который слышался за его пределами, где люди толпились вокруг епископа, наряженного в расшитые золотом одежды, сверкавшие на ярком средиземноморском солнце. Здесь же собралось бесконечное множество священников и черных монахов, которые стояли в ожидании, растянувшись вдоль всей улицы Бокериа. Отделенные от горожан двумя рядами солдат короля, служители Церкви с подчеркнутой суровостью поглядывали на возбужденную толпу барселонцев.
Крики разорвали небо, когда в воротах еврейского квартала показались трое виновных. Люди подняли руки, сжимая кулаки, и их проклятия смешались с лязгом мечей, которые вынули из ножен солдаты, приготовившись защищать процессию. Три фигуры, закованные по рукам и ногам, были препровождены в центр между двух рядов черных монахов, и процессия, возглавляемая епископом, тронулась в путь.
Присутствие солдат и доминиканцев не помешало горожанам кидать камни и плевать в троих виновных, которые шли между ними.