Собор Святой Марии
Шрифт:
Антония стояла в тазу, одной рукой поддерживая юбку, а другой продолжая мыться, и все время улыбалась! Каждый раз, когда она выпрямлялась, зачерпнув рукой воду, чтобы помыть себе промежность, она смотрела на нее и улыбалась. И Аледис улыбалась ей в ответ, стараясь не смотреть на ее лобок, освещенный луной.
Почему она улыбается? Похоже, эта девушка совсем еще ребенок, хотя была уже осуждена. Несколько лет тому назад, как раз после того, как отец отказался выдать ее замуж за Арнау, мать повела дочерей в монастырь Святого Петра в Барселоне. «Пусть они посмотрят!» — приказал дубильщик жене. В атрие
Аббатиса с рвением принялась за дело, и теперь все могли посмотреть, что у нее вышло!
— Это двери всех тех, кого выгнали из снимаемой комнаты? — спросила Алеста, показывая рукой и вспоминая, как их самих выгнали из дому, прежде чем они переехали к Пэрэ и Марионе. Их дверь сорвали за неуплату.
— Нет, дочка, — ответила мать, — это происходит с женщинами, не сохранившими невинность.
Аледис отчетливо помнила этот момент. Произнося эти слова, мать смотрела прямо на нее, сощурив глаза.
Пытаясь прогнать неприятное воспоминание, девушка помотала головой из стороны в сторону, пока ее глаза снова не остановились на Антонии и ее светлом лобке, покрытом кучерявыми волосами, такими же, как и голова. Что бы сделала с Антонией аббатиса из монастыря Святого Петра?
Тем временем раздался голос Франсески, которая позвала Антонию. «Девочка!» — крикнула она ей, и Аледис увидела, как Антония выскочила из таза, обулась и вбежала в палатку хозяйки. Потом, прежде чем Франсеска вернулась к своим заботам, ее взгляд пересекся на несколько секунд со взглядом Аледис.
Что прятал за собой этот взгляд?
Эйксимэн д’Эспарса, оруженосец его величества короля Педро IV, был важной персоной, гораздо более важной по своему положению, чем по телосложению, потому что, когда он сошел со своего внушительного боевого коня и снял с себя доспехи, этот мужчина превратился в низкорослого и худенького человечка. Слабак, заключил Арнау, опасаясь, как бы столь знатная особа не прочитала его мысли.
Эйксимэн д’Эспарса командовал ротой наемников, которым платил из собственного кармана. Когда он смотрел на своих людей, его одолевали сомнения. Где же их преданность? И сам отвечал на свой вопрос: в оплате, только в их оплате. Поэтому ему хотелось окружить себя гвардией телохранителей. Увиденная им драка произвела на него сильное впечатление.
— Каким оружием ты умеешь пользоваться? — спросил у Арнау королевский оруженосец. Когда бастайшпоказал отцовский арбалет, тот коротко обронил: — Понятно. — И помедлив, добавил: — Все каталонцы умеют им пользоваться, это их обязанность. Что-нибудь еще?
Арнау покачал головой.
— А этим? — Эйксимэн показал на кинжал, который Арнау носил за поясом. Когда бастайшпоказал ему тупой кинжал, тот громко рассмеялся, запрокинув голову. — Таким кинжалом, — заметил он, все еще смеясь, — ты даже не порвешь девственную плеву. Ты будешь тренироваться с настоящим.
Он порылся в ящике и дал ему мачете, гораздо длиннее
Нескольких поединков было достаточно, чтобы за Арнау среди солдат закрепилась слава. В редкие моменты передышки, когда бастайшпроходил между ними, он чувствовал, что на него смотрят и показывают. Какое странное ощущение — заставлять всех замолкать одним своим появлением!
Офицер Эйксимэн д’Эспарса улыбнулся, когда его подопечный задал ему вопрос:
— Я тоже могу пользоваться услугами одной из этих девушек?
— Конечно. Хозяйка жаждет встречи с тобой. Ты представить себе не можешь, как у нее блестели глаза.
Оба засмеялись.
— Когда ты хочешь пойти туда?
Для этого случая Франсеска подыскала маленький постоялый двор вблизи Фигераса.
— Только не задавай вопросов и делай, что тебе говорят, — предупредил офицер Арнау. — Есть некто, кто хочет тебя видеть.
Арнау проводили до постоялого двора, а там провели в жалкую комнатушку, где его уже ждала Франсеска. Когда Арнау вошел, они захлопнули дверь и закрыли ее на засов снаружи. Арнау повернулся и попытался открыть ее, потом стал стучать в дверь.
— Что происходит? — закричал он.
В ответ послышался хохот офицеров. Арнау слушал их несколько секунд. Что это значит?
Внезапно он заметил, что в комнате кто-то есть, и повернулся. Франсеска рассматривала его, стоя у окна; в тусклом свете зажженной свечи ее шелковое платье переливалось. Проститутка! Сколько историй о женщинах он выслушал, сидя у костра в лагере! И всякий раз солдаты хвастались, как они тратили деньги на девушек. У каждого следующего рассказчика девушка была лучше, красивее и соблазнительнее, чем у предыдущего. В таких случаях Арнау предпочитал молчать и отворачивался, пряча глаза. Он пришел сюда, чтобы убежать от двух женщин! Может быть… может быть, эта злая шутка стала следствием его молчания, его равнодушия к женщинам? Его не раз подкалывали за то безразличие, которое он проявлял, когда все увлеченно болтали о женских прелестях.
— Что за шутки? — спросил он Франсеску. — Что тебе от меня надо?
Как жаль, что она не может разглядеть его в этом полумраке! Но его голос… был голосом мужчины.
Арнау был крупным и высоким, как и сказала ей девушка. Франсеска вдруг заметила, что у нее… дрожат колени и подкашиваются ноги. Ее сын!
Прежде чем заговорить, она откашлялась.
— Успокойся. Мне ничего не нужно, что могло бы опорочить тебя. В любом случае, — добавила она, — мы вдвоем. Что могу сделать я, слабая женщина, с таким молодым и сильным мужчиной, как ты?