Собор
Шрифт:
Потом услышал, как в гостиной дети разговаривают с миссис Уэбстер. «Пришли они или, наоборот, уходят? — спросил он себя. — И какой сегодня день?»
Он снова задремал. Но звуки открывающейся двери разбудили его. У постели появилась миссис Уэбстер. Она положила руку ему на лоб.
— Да вы весь горите, — сказала она. — У вас температура.
— Ничего, поправлюсь. Мне бы только побольше поспать. Да и отопление надо бы выключить. Будьте добры, пожалуйста, дайте мне аспирина — ужасно болит голова.
Миссис Уэбстер вышла, оставив дверь спальни открытой. Было слышно, как бормочет телевизор.
— Сделай потише, Джим, — попросила она. Тотчас стало тише, и Карлайл заснул.
Но сон его длился недолго, потому что в спальне вдруг снова возникла миссис Уэбстер с подносом в руках. Она присела на край его кровати. Он стряхнул с себя сонливость и попробовал сесть. Она подсунула ему под спину подушку.
— Примите вот это, — сказала она и протянула ему таблетки. — И запейте. — В другой руке она держала стакан с фруктовым соком. — А еще я принесла вам манную кашу. Вы должны поесть. Вам это полезно.
Он взял в рот аспирин и выпил сок. Кивнул головой. Но веки его сомкнулись сами собой. Он опять готов был заснуть.
— Мистер Карлайл.
Он открыл глаза.
— Я не сплю. Извините. — Он немного выпрямился. — Мне жарко, только и всего. Который час? Половина девятого?
— Чуть больше половины десятого.
— Половины десятого, — повторил он.
— А теперь я покормлю вас кашей. Откройте рот. Шесть ложек, не больше. Вот первая. Открывайте. Поедите, и вам будет легче. А потом будете спать. Съедите всю кашу и спите сколько угодно.
Он съел с ее помощью кашу и попросил еще сока. Вдоволь напившись, вытянулся на кровати. Уже засыпая, чувствовал, что она накрывает его еще одним одеялом.
Проснулся он за полдень. О том, что день уже наступил, он догадался по слабому свету, проникавшему через окно. Он протянул руку и немного отодвинул штору: солнца не видно, все небо заволокло тучами. Он медленно поднялся с постели, нащупал ногами шлепанцы и надел халат. Придя в ванную, посмотрелся в зеркало. Умылся и принял еще аспирина. Вытерся полотенцем и прошел в гостиную.
За обеденным столом, покрытым газетой, сидела миссис Уэбстер и помогала детям лепить из глины фигурки. Несколько странных существ с длинными шеями и выпученными глазами они уже успели слепить. Фигурки напоминали не то жирафов, не то динозавров. Миссис Уэбстер подняла глаза.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она.
Карлайл опустился на диван, откуда ему хорошо были видны дети, сидевшие вместе с миссис Уэбстер за столом.
— Спасибо, лучше. Немного лучше. Голова, правда, все еще болит, и жар не совсем прошел. — Он коснулся лба тыльной стороной ладони. — Но все же лучше. Да-да, лучше. Спасибо, что помогли мне утром.
— Дать вам еще чего-нибудь? — спросила миссис Уэбстер. — Фруктового соку, чаю? Думаю, что можно и кофе, но чай, наверно, лучше. А полезней всего фруктовый сок.
— Нет, нет, спасибо. Вот только посижу здесь немножко. Надоело лежать. Небольшая слабость, а так ничего. Миссис Уэбстер!
Она посмотрела на него вопросительно.
— Сегодня утром я вроде бы слышал голос мистера Уэбстера, он и правда заходил? Вы не подумайте, я очень рад. Просто мне жаль, что я не имел возможности познакомиться с ним.
— Да, это был мой муж, — подтвердила она. — Он тоже хотел познакомиться с вами. Вот я и позвала его в дом, да только день мы выбрали неудачный: вы захворали. Я было хотела рассказать вам о наших с мужем планах, но оказалось, что сегодня не время.
— О каких планах? — с тревогой спросил он, и у него екнуло сердце.
Она покачала головой.
— Потом. Это не к спеху.
— О чем рассказать? — спросила Сара. — О чем рассказать?
— Да, о чем? — подхватил Кейт.
Оба они, перестав лепить, ждали ответа.
— Погодите, дети, — сказала миссис Уэбстер и встала из-за стола.
— Миссис Уэбстер, миссис Уэбстер! — закричал Кейт.
— Видишь ли, малыш, мне нужно было поговорить с твоим папой. Но папа сегодня болен. Поэтому успокойся и займись-ка лучше своей глиной. Да поторопись, не то Сара налепит фигурок больше твоего.
Она направилась в гостиную, и в этот момент зазвонил телефон. Карлайл дотянулся до столика, стоявшего рядом с диваном, и взял трубку.
Как и раньше, услышав знакомое попискивание в проводах, он догадался, что это Айлин.
— Да, — сказал он. — Слушаю.
— Карлайл, я узнала — не скажу от кого, — что тебе сейчас плохо. Захворал? И Ричард мой тоже. Что-то с ним непонятное. Желудок ничего не принимает. Уже неделю не ходит на репетиции спектакля, который ставит. Мне приходится заменять его и вместе с помощником режиссера вчерне отрабатывать сцены. Но я вовсе не поэтому тебе звоню. Расскажи, как вы там живете.
— Да нечего и рассказывать-то. Болею. Загрипповал немного. Но уже поправляюсь.
— А в журнале по-прежнему делаешь записи?
Вопрос Айлин поразил его. Несколько лет назад он говорил ей, что ведет журнал. Не дневник, настаивал он, а журнал. Словно это что-нибудь объясняло. Но ни разу не показал ей свой журнал, да и сам не брал его в руки уже больше года. И успел про него забыть.
— Потому что, пока болеешь, записывать особенно полезно. Что чувствуешь, о чем думаешь. Например, что за мысли у тебя в голове. Не забывай, что болезнь — это в некотором роде откровение, она позволяет понять, что значат для человека здоровье и благополучие. Многое объясняет. Записывай. Понимаешь? Когда выздоровеешь, не вредно будет прочесть, что записал, и узнать, что это за откровение. Потом прочтешь, когда болезнь пройдет. Колетт так и делала. Когда у нее случалась лихорадка.