Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
— Право, я вам крайне признателен. Вы так блестяще распорядились… Для меня это все темный лес.
— Ну, не такой уж темный, Тим, как я успел заметить. Дорожные чеки не в новинку для вас.
— Всякий раз, когда мне их давали, я внутренне содрогался, — смущенно улыбнулся Борцов. — В банке почему-то берут слишкрм большой процент. При моих скудных командировочных это оказывалось довольно чувствительно.
— Наверное, ваши чеки были в расчетных рублях? — понимающе улыбнулся Джонсон. — С этими вам нечего опасаться.
— Теперь это уже не имеет
— Постучите по дереву, чтобы не сглазить. И не забудьте, что это только аванс, который надо отработать… Кстати, по поводу работы. Чуть не забыл! Чтобы у нас с вами не возникло неприятностей с налоговой службой, следовало бы оформить «Зеленую карту». Как вы на это смотрите? Вид на жительство дает право работать и, что куда важнее, зарабатывать. Кроме того, не нужно будет думать о визе, когда истекут шесть месяцев. Время быстро летит, не заметишь.
— Еще год назад я бы сто раз подумал, как бы чего не вышло.
— А сейчас?
— Сейчас это самое обычное дело. О том, как все может обернуться потом, не хочу даже думать. Давайте оформим, если так нужно.
— Тогда придется поторопиться. Документы должны быть поданы по месту жительства.
— Какие документы?
— Анкета. Я сегодня же возьму в консульстве, все, как следует, заполню, а вы подпишете. Даете полномочия?
— Само собой разумеется… Но я слышал, это долгая канитель? Проходит несколько месяцев, прежде чем вызывают на собеседование.
— Надеюсь, нам повезет. Америка заинтересована в людях, которые умеют зарабатывать честные деньги и платят налоги.
— Простите, я забыл о ваших возможностях.
— У вас в коридоре я успел заметить фотографию, которую не разглядел в прошлый раз. Вы, кажется, засняты там рядом с Рональдом Рейганом?
— Не рядом! Президент и миссис Нэнси Рейган сидели за почетным столом, а наш столик случайно оказался поблизости.
— В таких делах случайностей не бывает… Можно как следует рассмотреть?
— Сделайте одолжение, — Ратмир включил свет.
— Вашингтонский «Хилтон»? По какому случаю прием?
— Завтрак в честь национального……
— А кто этот, в чалме?
— Казахстанский муфтий из нашей делегации. Здесь еще московский раввин и бывший председатель бывшего Комитета защиты мира. Пригласили всего четверых.
— Я читал о вашем визите в «Вашингтон Пост». Напомните, когда это было?
— У меня сохранилось приглашение. Попробую найти.
— От чьего имени приглашение?
— Палаты представителей.
— Обязательно отыщите, Тим. Никогда не знаешь, что может пригодиться. Если есть визитки сенаторов и конгрессменов, тоже гоните сюда, а я пока полюбуюсь вашей библиотекой.
Мнение о библиотеке, недвусмысленно отражавщей широкий круг интересов и языковые возможности владельца, не нуждалось ни в подкреплении, ни в пересмотре. Единственное, что интересовало Джонсона, были фотографии на полках. Особенно та, где Борцов стоял на трибуне у памятника Тельману. На переднем плане был Ельцин у микрофона, а по обе стороны от него чуть ли не весь тогдашний синклит, знакомые все лица: Михаил Сергеевич, Лигачев, Пономарев, Вадим Медведев и Вадим Загладин, Шахназаров, Георгий Лукич Смирнов. По обе стороны от генсека — Хоннекер и Мисс.
«Легко догадаться, что запечатлено торжественное открытие памятника, — размышлял Джонсон. — Ельцин еще секретарь Московского комитета, Горбачев еще не президент, а Берлинская стена стоит нерушимо, как Варшавский договор. Кто бы мог подумать, что не пройдет и пяти лет, как мир перевернется вверх дном! Так и хочется крикнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Как сюда затесался мой герой? Тоже не составляет труда вычислить. Роман о поединке красного Тедди с коричневым Адольфом. Если бы победили коммунисты, вместо Освенцима был бы еще один филиал ГУЛАГ а. В гестапо работали пять тысяч штатных сотрудников, в штази маленькой ГДР — во много раз больше. Снимок на рубеже эпох. Любопытно, даже более чем… Лигачев в полной силе, но Яковлев уже вернулся из Канады. Лодка, которую столько раскачивали, черпнула бортом. Восторженная, на целую полосу, статья в «Нойес Дойчланд», подвал в «Правде» и, наряду с этим, разносные филиппики в «Советской России»: «Под предлогом разоблачения нацизма и его карательных органов автор пытается проводить кощунственные аналогии, бросая тень на коммунистическую партию…». И далее в том же духе. Сколько лет они могли еще продержаться при таком разброде в верхах?»
Возвратился обескураженный Борцов: не нашел пригласительного билета.
— Ничего, Тим, — успокоил Джонсон. — Не берите в голову, не так уж это и важно. Просто хотелось уточнить дату. Привычка — вторая натура… Но это, надеюсь, вы помните? В каком году? — постучал он ногтем в стекло.
— В восемьдесят шестом, по-моему. Или уже в восемьдесят седьмом?
— Лично для вас это что-нибудь значило?
— Еще бы! Транслировали по телевидению, по всем каналам. Эффект, впрочем, был двоякий. Больше неприятностей, чем ощутимой пользы.
— Сильно трепали в тот период?
— Не так, как раньше, но имело место.
— Вы не пытались поговорить с кем-нибудь из них? — Джонсон указал на фотографию. — Чтобы соломки подстелить?
— Кое-кого я и раньше знал, но там другое дело… Не та обстановка. С Кузьмичем, впрочем, за ручку подержался.
— С Лигачевым?
— Он тогда был завален доносами на мою книгу о колдовстве. Писал резолюции «разобраться».
— И разобрались?
— Не резво. Намечалось судилище в Академии общественных наук, еще где-то, но в отделе пропаганды нашлись защитники. «Правда» опять же помогла, хоть и дала аннотацию вместо рецензии. Какой-никакой, а сигнал. И вообще я тогда уже ничего не боялся. Что они могли со мной сделать? Поезд ушел.
— Интересно, какие чувства вы сейчас испытываете?
— Никаких. Все отгорело, быльем поросло.
— Все же?
— «И с отвращением читаю жизнь свою»…
— «Но слов»… — мгновенно подхватил Джонсон.