Собрание сочинений в 12 т. Т. 3
Шрифт:
– Но ведь это моя профессия - все это знать, мадам, и в случае надобности сообщать вам. Поэтому можете мне поверить, когда я утверждаю, что эта необыкновенная страна готовит нам еще немало чудес.
– Однако до сих пор… - начал Мак-Наббс, любивший подзадорить географа.
– Да подождите же, нетерпеливый майор!
– воскликнул Паганель.
– Вы едва перешагнули границу, а уже досадуете! Говорю вам, повторяю вам, клянусь вам, что это самый любопытный край на всем земном шаре. Его возникновение, природа, растения, животные, климат, его грядущее исчезновение - удивляло, удивляет и удивит всех ученых мира. Представьте себе, друзья мои, материк, который, зарождаясь, поднимался из морских волн не своей центральной частью, а краями, как своеобразное
Эта тирада, столь стремительно произнесенная Паганелем, казалось, никогда не кончится. Красноречивый секретарь Географического общества больше не владел собой. Он говорил без передышки, отчаянно жестикулируя, и так размахивал вилкой, что его соседям по столу положительно грозила опасность остаться без глаз. Наконец, голос его был заглушен громом аплодисментов и он умолк.
Конечно, после этого перечня особенностей Австралийского материка никому не пришло в голову задать географу еще какие-либо вопросы. Однако майор своим неизменно спокойным голосом все же спросил:
– И это все, Паганель?
– Нет, представьте, не все!
– воскликнул с новым азартом ученый.
– Как! В Австралии есть еще что-нибудь более удивительное?
– спросила заинтригованная Элен.
– Да, мадам, ее климат. Он своими особенностями превосходит все, о чем я упоминал.
– А именно?
– раздалось со всех сторон.
– Я не говорю уж о том, как богат воздух Австралии кислородом и беден азотом, не говорю также об отсутствии влажных ветров благодаря тому, что муссоны дуют параллельно побережью, не говорю и о том, что большинство болезней, начиная от тифа и кончая корью и разными хроническими болезнями, здесь неизвестно.
– Однако это уже немалое преимущество, - заметил Гленарван.
– Разумеется, но, повторяю, я не это имею в виду, - ответил Паганель.
– Здесь климат обладает особенностью… прямо-таки неправдоподобной…
– Какой же?
– заинтересовался Джон Манглс.
– Вы мне ни за что не поверите…
– Поверим!
– воскликнули заинтересованные слушатели.
– Ну, так он…
– Что он?
– Способствует нравственности!
– Нравственности?
– Да, - подтвердил ученый.
– Он благотворно воздействует на нравственность. В Австралии металлы не ржавеют на воздухе и люди тоже. Здесь сухой, чистый воздух быстро белит не только белье, но и души. В Англии подметили это свойство здешнего климата и решили ссылать сюда людей для исправления.
– Как! Неужели это влияние столь ощутимо?
– спросила Элен Гленарван.
– Да, очень, как на животных, так и на людях.
– Вы не шутите, господин Паганель?
– Нет, не шучу. Даже австралийские лошади и рогатый скот - и те здесь удивительно послушны. Вы сами в этом убедитесь.
–
– Но тем не менее это так. Злоумышленники, переселенные в эту живительную, оздоровляющую атмосферу, через несколько лет духовно перерождаются. Это известно филантропам. В Австралии все люди делаются лучше.
– Но тогда каким же станете вы, господин Паганель, в этой благодатной стране, вы, и без того такой хороший?
– улыбаясь, проговорила Элен.
– Стану превосходным, просто превосходным!
– ответил географ.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Река Уиммера
На следующий день, 24 декабря, двинулись в путь на заре. Зной хотя был уже сильный, но терпимый. Дорога была ровной и удобной для лошадей. Маленький отряд углубился в довольно редкий лес. Вечером, после основательного перехода, сделали привал на берегу Белого озера, вода которого оказалась солоноватой и непригодной для питья.
Тут Жак Паганель должен был признать, что это Белое озеро заслужило название «белого», не более чем Черное море «черного», Красное море «красного», Желтая река «желтой», а Голубые горы «голубых». Впрочем, побуждаемый профессиональным самолюбием, географ рьяно отстаивал эти наименования, но его доводы никого не убедили.
Мистер Олбинет с обычной аккуратностью приготовил и подал ужин. Затем путешественники - одни в фургоне, другие в палатке - уснули, невзирая на жалобный вой «динго», этих австралийских шакалов.
За Белым озером раскинулась чудесная равнина, пестревшая хризантемами. Проснувшись на следующее утро, Гленарван и его спутники пришли в восторг от раскинувшегося перед их взором великолепного зрелища.
Снова двинулись в путь. Одни лишь отдаленные холмы обрисовывали рельеф местности. До самого горизонта весенняя прерия зеленела и алела цветами. Голубые цветы мелколистного льна переплетались с яркокрасными цветами медвежьих когтей. Присущие этой местности многочисленные виды «йrйmophilas» оживляли эту зелень, и участки, насквозь пропитанные солью, были густо покрыты серо-зелеными и красноватыми цветами серебрянки, лебеды, свекловичника. Эти растения очень полезны, так как из их золы путем промывки добывается отличная сода. Паганель, оказавшись среди цветов, тотчас же превратился в ботаника и начал называть все разновидности растений и, верный своему пристрастию все подкреплять цифрами, заявил, что австралийская флора состоит из четырех тысяч двухсот видов различных растений, принадлежащих к ста двадцати семействам.
Несколько позже, когда фургон за короткое время проехал еще десяток миль, выехали в рощицу высоких акаций, мимоз и белых камедных деревьев с разнообразными цветами. Растительное царство этой равнины, орошаемой множеством источников, благодарило дневное светило ароматом и цветами за свет и тепло, которое оно изливало на него. Животное царство представлено было более скупо. Лишь кое-где бродили по равнине эму, но приблизиться к ним было невозможно. Майору все же удалось подстрелить очень редкую, уже исчезающую с лица земли птицу. Это был ябиру– гигантский журавль английских колоний. Эта птица была пяти футов ростом, с черным, широким клювом конической формы, заостряющимся к концу, в длину она имела восемнадцать дюймов. Лилово-пурпурная окраска головы составляла резкий контраст с лоснящейся зеленой шеей, ослепительно белой грудью и яркокрасными длинными ногами. Казалось, природа израсходовала все лучшие краски на оперение ябиру.
Путешественники залюбовались этой птицей, и майор остался бы героем дня, если бы юный Роберт несколько позже не встретил и метко не застрелил бы какое-то бесформенное животное - не то ежа, не то муравьеда, зачаток живого существа первобытных времен. Из его сомкнутой пасти висел длинный, растягивавшийся липкий язык, с помощью которого это животное ловит насекомых.
– Это ехидна, - объяснил Паганель.
– Случалось ли вам когда-либо видеть подобное животное?
– Она отвратительна!
– отозвался Гленарван.