Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
Уверенный, что он избежал неудовольствия Отца, Пелий спустился на рыночную площадь, там уже шумели костры из сухих сосновых поленьев, готовые поджарить туши прекрасных животных, которых он избрал для принесения в жертву другим олимпийцам. В толпе собравшихся на праздник он заметил необычного незнакомца — молодого, высокого и красивого, черты которого он припоминал, словно он увидел их во сне; он был вооружен двумя копьями с бронзовыми наконечниками. Судя по его облегающей рубахе и штанам из оленьей кожи, а также плащу из леопардовой шкуры, то был магнезиец из братства Леопардов, спустившийся с гор у озера Боэбе; но длинная грива светлых волос этого юноши свидетельствовала о
Пелий приказал подвести увешанные гирляндами жертвы к большому алтарю, на который он возложил несколько равных кучек поджаренных ячменных зерен и одну — вдвое больше остальных. Он осыпал головы животных солью, выкликая поочередно имя каждого бога или богини; затем его помощник умертвил их секирой; затем сам царь перерезал им глотки кривым кремневым ножом. Проделывая это, он запрокидывал их головы вверх, поскольку то было жертвоприношение олимпийцам, а не герою или божеству Преисподней. Наконец он совершил сожжение бедренных костей, покрытых жиром, и части внутренностей; а куски мяса предназначались в пищу самим богомольцам. Посыпание жертв солью было нововведением ахейцев: до их прихода ни одно божество ничего такого не требовало, а Триединая Богиня и поныне не принимает никаких соленых и острых приношений.
Как только с этими жертвоприношениями было покончено, незнакомец обратился к Пелию и дерзко спросил:
— Царь Пелий, почему ты предлагаешь жертвы всем богам, но не Великой Богине, которая почитается пеласгами?
Царь отвечал:
— Слепец, как ты мог не заметить, что и Отцу Зевсу не было предложено никаких жертв? Разве было бы учтиво приглашать на пир жену (ибо ты, конечно, знаешь, что Великая Богиня теперь супруга Зевса), не приглашая ее мужа? Это — жертвоприношение моему отцу Посейдону и более скромным олимпийским богам, имена которых, как ты слышал, я провозгласил.
Незнакомец сказал:
— Возможно, ты и прав, что не приносишь жертвы Зевсу, если истинно услышанное мною: что он стыдится появляться в здешних краях с тех пор, как однажды предстал нагим перед своей матерью вдрызг пьяным.
Пелий оглядел незнакомца с головы до ног, ибо то была речь столь дерзкая, что звучала почти как нечестивая, но вот глаза его внезапно задержались на ногах юнца и царь увидел, что на том всего одна сандалия.
Царь спросил, как его зовут, и тот ответил:
— Задай мне любой другой вопрос, Седобородый, и я, как могу, постараюсь на него ответить.
Пелий опешил от удивления и лишь немного погодя спросил, тяжело дыша:
— Незнакомец, что бы ты сделал, будь ты на моем месте?
Никогда в жизни его так не оскорбляли.
Незнакомец дерзко рассмеялся, подбросил вверх свои копья с рябиновыми древками — оба одновременно, снова поймал их и ответил:
— А я бы послал в поход сборщика шерсти и приказал бы командиру не возвращаться, пока он не найдет золотую шерстку, даже если ему придется плыть за ней на другой конец света, возможно, в Колхиду, где отдыхают в конюшне кони из колесницы Солнца, — или спустится в самые отдаленные глубины Земли, где, согласно нашей новой геологии, правит своей мрачной и ужасной империей Тринадцатое Божество.
— Мудрое предложение, — согласился Пелий, надеясь, что незнакомец погубит себя легкомысленным ответом на следующий вопрос. — И ты поручил бы возглавить поход храбрейшему человеку в твоих краях?
— Полагаю, надо быть храбрейшим
— Ты и есть тот самый человек! — вскричал Пелий.
— Я? — переспросил незнакомец, захваченный врасплох.
— Ты, — сказал Пелий. — Явиться вооруженным и одному, как ты поступил, на празднество, где не дозволяется присутствовать с оружием, обратиться к правителю города, назвав его «Седобородым», отказаться назвать ему свое имя, отпускать насмешки в адрес Отца Зевса, Царя Небес и Главного Божества Греции — все это подтверждает, что ты — храбрейший человек в целом мире, а не только в моем фтиотийском царстве.
Тот надменно ответил:
— Никогда в жизни я не шарахался от приключений. И все же я не отправлюсь на поиски Золотого Руна, если ты только не поклянешься, что по возвращении — ибо я не вернусь с пустыми руками, на это ты можешь положиться — ты уступишь мне правление своим царством.
Пелий ответил:
— Дурень, я не могу давать такого дикого обещания. Этим царством по закону может управлять только миний, член царской семьи. Когда умрет мой брат Эсон, я унаследую его титул, равно как и царскую власть, ибо я — его ближайший наследник минийской крови — мои сподвижники убили двух его сыновей и двух братьев, которые стояли ближе к престолу, чем я; когда я умру, царство по закону перейдет к Акасту, моему старшему сыну.
Незнакомец медленно покачал головой.
— Думаю, — сказал он, — что не перейдет.
Пелий спросил:
— А почему ты качаешь головой и говоришь «думаю, что не перейдет»? Даже Бог не может изменить законы наследования.
Незнакомец объяснил:
— В возрасте двух лет я был спасен дворцовым слугой во время разграбления этого города и отдан кентаврам, которые обо мне хорошо позаботились. В течение шестнадцати лет я был на воспитании у Хирона, сына Филары. Сегодня я спустился с гор на празднество, чтобы принять участие в жертвоприношении Богине. Прошу тебя простить мне мой неподобающий вид: моя рубаха из оленьей кожи порвалась об акантовый куст, я очень спешил, спускаясь с горы, и, кажется, потерял одну сандалию — верно, в грязи разлившегося Анавра, когда я переходил его вброд. Я — Диомед, единственный уцелевший сын твоего брата Эсона; но Хирон переименовал меня в Ясона. Так что я, а не ты — ближайший наследник трона миниев.
— Не гневи богов своим вздором, — резко вскричал Пелий. — Всем хорошо известно, что Диомед погиб в горящем дворце, был оплакан и погребен.
— Умер вовсе не Диомед, — сказал Ясон, — а мальчик-раб. В моем мешке мое младенческое одеяние из пурпурной шерсти, неопаленное огнем, подтверждающее правдивость моего рассказа.
У Пелия упало сердце, но он страшился проявить гнев или причинить вред Ясону во время священного празднества. Он ограничился тем, что сухо сказал Ясону, что тот невысоко ценит его храбрость, если ожидает, что он уступит все свое богатство — золото, самоцветы, скот и зерно — без борьбы.
Ясон отвечал:
— Ну, дядюшка, я не собираюсь отнимать у тебя твое богатство. Оставь его себе, оно — твое, поступай с ним, как тебе заблагорассудится. Я прошу лишь об одном — признать меня наследником моего отца. И поскольку мой отец не стал мстить тебе за убийство его братьев и сыновей, мне этого тоже не пристало делать, — он сказал это совершенно невинно, поскольку суровая жизнь в горах не научила его, что царь без богатства подобен копью без древка. Царь должен иметь доход, чтобы платить своим солдатам и слугам, оказывать гостеприимство посещающим его князьям и приносить жертвы богам. А также тратить средства на тысячу других вещей.