Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
Своей ловкостью и множеством изобретений Дедал вскоре завоевал всеобщее уважение во дворце и благосклонность Главной Жрицы. Он создал для нее, помимо других чудных игрушек, статую Богини для дворцового святилища — прямо как живую, у которой двигались руки, ноги и глаза, а также механического человека по имени Талус, который воспроизводил движения солдата-часового.
В течение последующего года Минос стал ревновать к Дедалу и заточил его в дворцовую темницу. Однако Дедалу нетрудно было оттуда бежать с помощью Главной Жрицы в вечер перед следующим Весенним Празднеством. При этом он освободил еще двадцать пеласгов, и среди них — сына своей сестры Икара, которых должны были на следующий день вывести на арену. Он провел их через лабиринт дворцовых коридоров, и далее — к берегу, где стоял на царской верфи новый военный корабль, готовый к спуску. Он снабдил корабль своим новым изобретением — средством, быстро поднимающим парус, чтобы поймать ветер, изобретение еще не было испытано, и только этот корабль был им оборудован.
Беглецы обнаружили, что верфь пуста, спустили на воду корабль, подложив по него катки, быстро подняли парус и вскоре уже выходили в море мимо острова Диа. Часовые в устье гавани подняли тревогу, и несколько часов спустя Минос пустился в погоню во главе своего флота, надеясь перехватить пеласгов, как только утихнет бриз, потому что они были неважными гребцами. Но хорошо оснащенный корабль уже пропал из глаз, и вскоре Минос обнаружил, что Дедал и его спутники перед отплытием подпилили все критские рулевые весла, так что те сломались, как только на них с силой налегли. Пришлось ему вернуться в порт и усадить за работу плотников, чтобы изготовили новые. Минос полагал, что беглецы не осмелятся вернуться в Аттику, страшась гнева Тесея; возможно, они направятся в Сицилию и там получат убежище в одном из нескольких великих святилищ Богини.
Дедал, которого встречные ветра задержали в Ионическом заливе, заметил своих преследователей как раз, когда приближался к Сицилии, и бежал от них, бесстрашно пройдя через Мессинский пролив между скалой Сциллой и водоворотом Харибдой, а затем свернув на север, а не на юг. Он избавился от погони и благополучно прибыл в Кумы в Италии, где разбил корабль и посвятил парус и снасти Богине. Но кормчий Икар, сын его сестры, утонул во время плавания, однажды рано утром упав за борт во сне. Море, поглотившее его, называется с тех пор Икарийским, в память о нем. И пусть никто, неверно прочтя в своем невежестве священные фрески (такие, как та, что вы видите перед собой) или резьбу, покрывающую сундуки и кубки, не поверит глупой выдумке, будто Икар летел на крыльях, которые Дедал приладил к его плечам воском, и поднялся слишком близко к солнцу, так что воск растаял, и юноша утонул. Крылья, которые здесь изображены, олицетворяют собой быстроту корабля, а растапливание воска в обрядах Сардинии, производимое ныне в честь Дедала, имеет отношение только к нехитрому методу бронзового литья, который он изобрел. Из Кум Дедал и его спутники прошли пешком через Южную Италию и переправились в Сицилию. В Агригентуме им оказала гостеприимство Нимфа из святилища героя Кокала, которой Дедал подарил небольшую статую Богини, точно такую же, что и большая, которую он изготовил в Кноссе. Нимфа была в восхищении от подарка и пообещала ему защиту Богини. Критский флот, огибая Сицилию в тщетных поисках Дедала, потерпел крушение у Агригентума из-за змеехвостых ветров, которые вызвала Нимфа, чтобы их погубить; только сам Минос и несколько его матросов спаслись, доплыв до берега. Обнаружив, что Дедал и его спутники с удобствами разместились в святилище Кокала, он пришел в крайний гнев, и в неподобающих выражениях и с угрозами велел Нимфе выдать их ему, как беглых рабов. Нимфа вынуждена была отомстить за честь Богини, да и за свою собственную, и когда Минос сидел в ванне, ее женщины вместо теплой воды окатили его кипящим маслом или (как говорят некоторые) смолой.
Дедал починил одно из разбитых критских судов и смело поплыл в Афины к царю Тесею с вестью о смерти Миноса, показывая как явное доказательство перстень с печатью с большого пальца Миноса. То был крупный красный сердолик с вырезанными на нем сидящим Минотавром и двойной секирой власти. За несколько лет до того Тесей посетил Кносс и участвовал в состязаниях атлетов на празднестве, где победил в кулачном бою; он считал Кносс самым удивительным в мире городом. Когда он взял кольцо и примерил его на большой палец, сердце его ударилось о ребра от гордости и ликования. Заметив это, Дедал пообещал ему, что если Тесей сохранит жизнь ему и его спутникам-беглецам, он поведет царя в поход на Крит. Тесей принял это предложение.
По приказу Дедала был тайно построен военный флот, далеко от людных дорог, который был подвижен и совершенней оборудован, чем критский. Ни один критянин не подозревал об этой работе. Когда новый Минос, которого звали Девкалион, послал к Тесею, требуя Дедала, Тесей ответил, что его родич Дедал, раз уж Минотавр его не тронул, — свободный человек, и искупил свое человекоубийство и в каком другом дурном деянии он не виновен. Нимфа Кокала, как сказал Тесей, сама замыслила и осуществила убийство Миноса, а Дедал в этом жестоком деле участия не принимал. Следовательно, было бы несправедливо выдать его родича критянам для мщения, словно беглого раба; если новый Минос приведет доказательства, что Дедал соучаствовал в каком-либо другом преступлении, и тогда Тесей посмотрит на дело иначе. Убаюкав таким образом подозрения Миноса, Тесей собрал свой флот и отплыл на Крит кружным западным путем, поставив Дедала штурманом.
Критяне, до того неоспоримые повелители морей, в течение столетий чувствовали себя в такой безопасности от вторжений, что даже главные их города укреплений не имели. Когда береговые стражи увидели греческий флот, приближающийся с запада, они пришли к выводу, что корабли, которые отплыли в Сицилию, не потонули, а были далеко отнесены ветром, и теперь вернулись, хотя никто уже на это и не надеялся. Они передали новости в Кносс, население которого радостно выбежало на берег, чтобы приветствовать своих моряков, но обнаружило, что обмануто. С кораблей попрыгали вооруженные греки, учинили резню в праздничной толпе и устремились дальше на сушу, чтобы напасть на дворец. Они разграбили и сожгли его, убив Миноса и всех главных мужчин-быков. Затем они отплыли к другим гаваням Крита, захватили остальные боевые корабли островитян и разграбили все прочие города. Но Тесей не дерзнул оскорбить Триединую Богиню Пасифаю или досадить какой-либо из ее жриц: он заключил прочный союз с Главной Жрицей, и она была им утверждена в должности правительницы Крита. Тогда же должность Миноса была упразднена, и владычество над морями, которыми критяне наслаждались две тысячи лет, перешло в руки греков и их союзников.
Такова история, которая дошла до нас в передаче достойных доверия поэтов.
Затем Орфей поставил меж колен свою лиру и запел, играя, о Тесее и царевне, за которой тот некогда ухаживал и которую покинул на острове Наксос:
Он дремлет на своем высоком ложе,Во мне он видит, как она шагаетПо тропкам, отороченным цветами,Под виноградной веткой кружевною.Руины и лужайки опустели,Но все еще звучат ее шаги.Но цел еще чертог высокий царский,Хоть стены тронуло рукою Время;В нем царь от верности ее устал.Идет она уверенной походкой;Ни гнев его, ни громы не грозней,Лишь сосны зябко ежатся от ветра,Да робкие цветы глядят в глаза.О нем она теперь не вспоминает,Лишь, походя, благословляет в мысляхБулыжники и мягкую траву,Царицу тех земель изображая.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Царь Финей и гарпии
Наутро третьего дня «Арго» отплыл на север при попутном ветре. На борту находилось несколько знатных мариандинов, спасенных от бебриков, а среди них сестра царя Лика, которую Амик сделал своей наложницей — Ясон предложил доставить их морем домой, в их город, который расположен на южном берегу Черного моря. Они достигли устья Босфора к полудню того же дня; но Аргус, Тифий и Навплий, три самых опытных на борту морехода, утверждали единогласно, что течение слишком сильно. Пусть ветер подует еще день-другой, сказали они, и тогда можно будет попытаться пройти. Калаид и Зет сказали Ясону:
— Если ты согласишься высадиться пока на фракийский берег, мы обещаем тебе добрый прием при дворе нашего отчима, финикийского царя Финея, имя которого, как мы слышали, ты назвал последнему, кто нас принял. Он правит холмистой областью в Восточной Фракии, на север простирающейся до подножия хребта Гемос.
Ясон с радостью принял приглашение, не догадываясь об опасностях затеи, в которую ввязывается. Корабль прошел к западу на милю-другую до места, где прерывается ненадолго линия холмов, окружающих со всех сторон Мраморное море, и где течение из Босфора не сносит корабли. Бросив якорь у красной скалы и оставив на борту стражу, состоящую главным образом из греков с Пелопонесса и островов, Ясон сошел на берег с Калаидом и Зетом, вестником Эхионом, Орфеем и фессалийцами, которым понятен был фракийский язык.
— Царь Финей должен быть в Батиниосе, своей зимней столице у озера, примерно в часе пути от моря, — сказал Зет. — Он перебирается в Салмидесс, свою летнюю столицу, когда созревают первые фиги.
Калаид и Зет, которые до сих пор помалкивали о своих домашних делах, теперь, по дороге, поведали Ясону, почему, оставив Фракию, они пустились в путь по Греции. Отчасти чтобы поучиться искусствам и обычаям земли их матери — Орифия была афинянкой. Отчасти, чтобы вступить во владение наследством, которое причиталось им по материнской линии, это право соблюдалось по-прежнему в Аттике — но тут они оказались разочарованы. Отчасти также, чтобы держаться подальше от новой жены отца; царь Финей, который был слепым, женился недавно на дочери своего царственного соседа, скифского царя, который захватил гористые земли на южном берегу Нижнего Дуная; звалась она Идея и не обладала, как выяснилось, ни одной из прирожденных добродетелей этих безупречных скифов, пьющих молоко.