Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
— Она высокомерна, жестока, лукава и распутна, — сказал Зет.
— И если уж говорит честно, — сказал Калаид, — наш отчим изгнал нас, когда мы упрекнули ее в его присутствии за позор, который она принесла его дому. Но он слеп, а она вскружила ему голову своей притворной нежностью. Он думает, что она — лучшая жена на свете.
— У нее есть от него сын, — добавил Зет, — хотя не исключено, что командир скифов ее личной охраны отец этого отродья, она явно намеревается передать ему царство, но законные наследники — мы. Ее скифы повергают в ужас дворцовую стражу и финиев в целом.
— Я в ужасе, — сказал Ясон. — Почему вы не открыли мне все эти обстоятельства, прежде чем мы выступили? Теперь, когда мы потеряли Геркулеса, мы недостаточно сильны, чтобы вмешиваться в домашние дела каждого города или царства, которое встретится нам по пути. Главная и почти единственная цель нашего
— Ну, уж Геркулеса-то ты не потерял, — сказал Пелей, — ты его умышленно сбросил.
Тут вмешался Эхион.
— Благороднейший Ясон, — сказал он, — ты должен помнить, что перед нашим отбытием из Иолка все мы, имеющие честь называть себя аргонавтами, дали друг другу торжественные заверения насчет взаимопомощи. Поскольку Калаид и Зет согласились тогда помочь тебе в твоих рискованных поисках руна — что, в конце концов, не их прямая забота, ибо они — не минии, было бы только справедливо, если бы ты сделал теперь все, что в твоей власти, чтобы восстановить мир между ними и их отчимом, как если бы требовалось смазать маслом разогретую втулку у колеса повозки, которая визжит и трется о неподатливый конец оси.
Все поддержали Эхиона, потом двинулись дальше. Когда они подошли более чем на полмили ко дворцу, показалось кавалькада, скачущая на запал дальним берегом озера. Зоркий Линкей сообщил, что она состоит примерно из двадцати косоглазых и лысых лучников, сидящих на крепких пони, а возглавляет ее женщина в грубом черном халате и штанах, с украшенным самоцветами поясом вокруг талии и расшитым шарфом на голове. Они едут вперед быстрой рысью в сопровождении стаи мастифов.
— Хорошо. Подождем здесь немного, пока моя мачеха и ее скифская охрана не пропадут из виду, — сказал Калаид. Орфей, поскольку ты сам фракиец, ступай вперед, словно странствующий певец, развлеки дворцовую стражу и слуг во дворце. Если ты согласишься, остальные спокойно войдут во дворец через боковые ворота. Тогда мы с Зетом в полное свое удовольствие обратимся к нашему отцу Финею, не боясь, что нам помешают.
Никто в этом мире не мог долго оставаться нечувствительным к музыке, которую извлекал из лиры Орфей, и теперь, когда он вошел во двор дворца, наигрывая веселую пляску, часовые побросали оружие, повара оставили мясо гореть на вертеле, прачки забыли белье на плоских камнях у озера, и все вперемешку заплясали на незапертом дворе. В воздух взлетали шапки из лисьих шкур.
Отряд аргонавтов, бесшумно прокравшихся во дворец, был проведен Калаидом и Зетом в пиршественный зал. Как только они открыли боковую дверь, в ноздри им сразу же ударило нестерпимое зловоние, в котором смешались запахи свежего помета и гнилого мяса; и тут же глазам их предстало поразительно странное зрелище. Царь Финей сидел перед длинным столом с позолоченными ножами, уставленным блюдами, с которых, ссорясь, хватала куски стая из двадцати или тридцати коршунов. То и дело, хлопая крыльями, новый коршун влетал в открытое окно и присоединялся к пиршеству. Своими острыми клювами они рвали отбросы или гнилое мясо, выложенные на дорогих блюдах. И хотя Финей непрерывно хлопал в ладоши и кричал им, чтобы они убирались, они вообще не обращали на него внимания, а с жадностью продолжали свою отвратительную трапезу. У Финея, мужчины не более пятидесяти лет от роду, было изнуренное и желтое лицо прадедушки в последнюю зиму его жизни.
Аргонавты, все как один, устремились к столу, громко крича; и птицы вылетели в окно, похватав с блюд все, что могли унести. Калаид и Зет направили Эхиона поговорить с царем от их имени, не желая обнаруживать свое присутствие, пока они не услышат его объяснений тому, что только что произошло. Эхион приблизился, прочистил горло и обратился к Финею в искреннем стиле:
— Твое Величество, я — вестник Эхион, мое звание присвоено мне коллегией вестников на горе Киллена, я — сын бога Гермеса. Полагаю, что имею честь обращаться к Финею, царю прославленных финиев, земли которого простираются на северо-запад от быстротекущего Босфора почти до тысячи устий грозного Дуная. Твое Величество, я надеюсь, ты простишь наше необъяснимое вторжение, но странствующий музыкант как раз заиграл, к несчастью, плясовую во дворе, и отвлек внимание всех твоих верных стражей и служителей. Они отказались обратить ничтожнейшее внимание на моих товарищей и меня, когда мы представились, и поэтому, дабы не упустить удовольствия приветствовать тебя сразу же по прибытии, мы сами нашли сюда дорогу.
— Чей ты вестник? — спросил Финей дрожащим голосом.
Эхион ответил:
— Я представляю группу благородных фессалийцев, прибывших с торговыми целями в твои гостеприимные земли. Мы плывем из Иолка, и мы везем груз расписных сосудов, белых конских шкур и мотки шерстяной пряжи, окрашенного в дивные цвета и готовый для ткацкого стана, каковые надеемся обменять на ценные товары твоей богатой страны.
— Что от них? — сказал несчастный Финей. — Я бы отдал вам все золотые кольца и цепи, которые у меня остались, в обмен на маленький кусочек чистого хлеба, на горсточку фиг или ломтик сыра, неоскверненный этими нечистыми гарпиями с женскими лицами. Ах, но что пользы в разговорах? Даже если у тебя был для меня такой дар, гарпии сразу же прилетели бы и выхватили его из моих рук. Прошло много месяцев с тех пор, как у меня была хоть какая-то чистая еда. Ибо, как только мне приносят роскошное и вкусное мясо, в окно влетают гарпии и отбирают его или портят. Моя любящая жена Идея испробовала все возможные средства, чтобы избавить меня от этой напасти, но без малейшего успеха. Их посылает некий бог, которого я, сам того не зная, оскорбил.
Эхион спросил:
— Осмелюсь задать вопрос: откуда ты, слепец, знаешь, каковы гарпии на вид?
Финей ответил:
— Моя любящая жена часто описывал мне их злобные, как у ведьм, исхудалые лица, иссохшие груди и гигантские крылья, как у летучих мышей. Кроме того, у меня есть другие чувства, особенно — слух и обоняние, и когда я слышу их кудахтанье, шепот и непристойные крики, лязг посуды, когда они здесь кормятся, когда обоняю их зловонное дыхание и ужасный запах, который стоит после них в комнате, мне и глаз не надо, чтобы их ясно увидеть, я сразу же становлюсь доволен, что слеп.
— Милостивый царь, кто-то играет с тобой отвратительную шутку. Спроси любого из нас, что он видел и что видит ныне, и он расскажет тебе то же, что и я. Здесь были не гарпии с женскими лицами, а просто коршуны; и рвали они не вкусное мясо, а требуху и гниль: выставленную перед ними, как приманка. И стол твой, как ты предполагаешь, они не оскверняли; ибо это явно было сделано заранее твоими бесстыдными пажами, которые разбросали нечистоты из свинарника и уборной маленькими кучками по твоему столу и запачкали твои блюдо и чашу. Что до кудахтанья и шепота, то их, несомненно, испускают рабыни, участвующие в заговоре. Если твоя любящая жена Илея сказала тебе, что твои посетители — гарпии, то она либо очень зла, либо совершенно безумна.
Пелей, Акаст, Ясон и остальные подтвердили заявление Эхиона, но Финей едва ли был склонен им верить. Он постоянно возвращался к своей истории о гарпиях. Наконец Пелей достал из своего мешка ломоть ячменного хлеба и кусок овечьего сыра и вложил их в руку царя, сказав:
— Поешь, поешь, Твое Величество. Это — здоровая пища, и никто ее у тебя не отнимет. Коршуны и злые слуги изгнаны отсюда и не вернутся.
Финей попробовал пищу, а затем с облегчением начал есть. Ясон уговорил его взять горсть фиг и одну-две медовые лепешки и наполнил кубок неразбавленным вином из кожаной бутыли у себя на поясе. Кровь снова прилила к исхудалым щекам царя. Затем он внезапно принялся бить себя в грудь, рвать спутанные волосы и горько сетовать на свою доверчивость, заявляя, что наконец-то, но слишком поздно он понял, как жестоко был обманут. Почему он вообще верил хотя бы слову из того, что говорила ему Идея? Почему отказался выслушать обвинения своих пасынков? Они предупреждали его, что она пользуется его слепотой, чтобы его обмануть, но он замкнул уши, не желая их слушать. В своем безрассудстве он изгнал двух старших сыновей, Калаида и Зета, и, насколько он теперь знает, кости их белеют на дне морском. Двух младших Идея недавно обвинила в попытке обесчестить ее во дворцовой купальне; теперь они заточены в темницу, в склепе с бронзовой дверью. Стражи каждый день избивают их хлыстами из бычьей кожи, и будут бить их до тех пор, пока они не сознаются в своем злодеянии и не взмолятся о прощении.
— Но что я могу сделать? Что я могу сделать? — вскричал он сорвавшимся голосом. — Здесь правит Идея, а не я; у нее — ключи от тюрьмы, не у меня. Она командует стражей, не я. Я целиком в ее власти. Добрые фессалийцы, прошу, возьмите в обмен на вашу бесподобную пищу любые блюда из серебра и золота, какие вам приглянулись, а затем быстро уходите тем же путем, что и пришли, оставив меня в моей беде. Я заслужил свои страдания своим безрассудством, и не желаю навлекать на вас месть моей злобной жены. Увы, мои пасынки, Калаид и Зет! Прошу вас, чужеземцы, ищите их, где бы они ни были, передайте им мое благословение и попросите простить меня от всего сердца за то зло, которое я им причинил. И все же слишком поздно для них окажется спасти их братьев от смерти под хлыстом, а меня — от голодной смерти.