Собрание сочинений в четырех томах. 2 том
Шрифт:
«Еще любви немножечко и...» — Но он не додумал этой мысли до конца, на них налетела целая гурьба комсомольцев — друзей Шушаники. Поднялся шум, все говорили разом, радушно улыбались Алеше, и он сразу почувствовал себя своим среди этих незнакомых ему людей. Это были ребята его племени, комсомольцы.
Все вместе гурьбой они потащились по улице, перекликаясь с прохожими, громко разговаривая и смеясь. Русские, грузинские и армянские слова смешивались в причудливый пестрый язык, — странное дело, Алеша отлично понимал его.
Потом они очутились все вместе в темном и душном винном погребке — Алеша, Шушаника, лохматый Арсен-учитель, стройный Ладо с лесопилки, смуглая, полногрудая Элла (ее лицо цвета гречишного меда и такое же сладкое и доброе), веселый Аршал и хохотушка Тамар. Было решено выпить по стакану, «чтоб крепче была дружба». Они пили подогретое багровое вино, ели лаваш, горячий, прямо из печи (длинные, тонкие мучные лепешки, красноармейцы звали их «портянками». Они и точно были похожи на портянки, эти серые, дырявые, распластанные листы хлеба). Чокались, кричали: «Ваша! Ваша! Ура!» — и заедали вино душистым шербетом и яблоками.
Они спрашивали у Алеши, как служится в армии, как нравится ему город.
— Ему не нравятся наши девушки, — сказала Шу.
— Он не знает их, — смущенно улыбнулась Элла и бросила исподтишка взгляд на Алешу.
— Наш город, — кричал Арсен, — о, он имеет будущее. В окрестностях недавно найден диатомит [7] — лучший диатомит в мире.
— Что это диатомит? — тихо спросил Алеша. Он улыбался: здесь звучали те же песни, что и дома, в Донбассе. Люди носились с планами, щупали недра, искали клады. Они готовы были рыть каналы, строить плотины, пробивать туннели в горах, если это подвигало их город к широкой дороге, которой шагала страна.
7
Диатомит — горная порода, пористая масса, состоящая из кремнеземных оболочек.
— Диатомит? О, это чудеса! — Арсен говорил и мыслил восклицаниями.
— Из нашего леса в Париже делают скрипки, — перебил его Ладо с лесопилки. — Резонансный лес. Лес, который поет и играет. «Р. Л.» — вы увидите на бревнах, если пойдете на плоту по Куре.
— Вы расскажите ему про яблоки, — вмешалась Элла.
— Зачем рассказывать? Кушай наши яблоки, Алеша, кушай, говори.
— Чудесные яблоки, — говорил он.
— Э? — Аршак недоверчиво посмотрел яблоко на свет и бросил его презрительно на пол. — Не то яблоко берешь. Вот яблоко, кушай, прошу. Говори?
У Алеши от вина, от тепла и дружбы, от шума в низеньком погребке, от близости Шу, благоухающей духами и яблоками, кружилась голова. Он совсем забыл о том, что ему идти в наряд. Он хотел бы никогда не уходить отсюда, из тесной компании новых друзей, внезапно найденных им на границе.
Но Шу помнила: она взглянула на часы и молча показала их Алеше.
— Правда, правда, — смутился он. — Извините, товарищи.
— Служба, — отозвались они хором. — Мы понимаем.
— Я в карауле сегодня...
— Мы поручаем вам наш город и наши жизни, — крикнула ему Элла.
— Я буду бдителен, — улыбаясь, ответил он, пожимая их горячие руки.
— Я провожу тебя, Шу? — спросил он, прощаясь с ней.
— Нет, нет. Беги в полк. Я не хочу, чтоб ты опаздывал из-за меня.
— Швидобит [8] Шу, дорогая. Я бегу.
— Швидобит! — закричали ему вслед товарищи.
Он вышел на улицу. Какое солнце! Оно показалось ему ослепительным после потемок подвала. Прищурился. Чудесное солнце! Чудесный день! Чудесные ребята! Шу!
8
Швидобит — прощальное приветствие. Буквально: «Будь с миром».
Он торопливо пошел по улице. Внезапно впереди мелькнула знакомая фигура. Это тот, кого он заметил мельком в толпе пассажиров «Союзтранса». Меховая телячья куртка, клетчатые бриджи, краги, чемоданчик в руке. Приезжий. Но кто это?
Он ускорил шаги. Ба! Неужели Валька Бакинский? Но что он здесь делает? Да нет, не Бакинский вовсе.
Догнал. Толкнул плечом. Человек обернулся, щуря близорукие глаза.
— Виноват, — буркнул Алеша и взглянул ему прямо в лицо. Что за черт! Бакинский! Гайдаш сдержался, чтобы не вскрикнуть...
— Товарищ красноармеец, — обратился к нему Валька. — Как лучше пройти на Нагорную улицу?
— А зачем тебе понадобилась Нагорная улица. Бакинский?
Валька вздрогнул.
— Ты! Алексей! Я не узнал тебя. Ты здесь? В таком виде? — Чемоданчик упал. Он торопливо поднял его. В его движениях были испуг и удивление.
Гайдаш подозрительно следил за ним.
— Я здесь служу в армии, и это неудивительно, — пожал он, наконец, плечами. — А ты? Что ты здесь делаешь?
— Я... видишь ли... путешествую...
— Знатный иностранец?
— Нет, — нервно засмеялся. — Я работаю в центре, как всегда в газете...
— В какой?
— В разных... — неопределенно махнул рукой. — Здесь я в командировке... Э... проездом... Чудесный город. Горы! — Он неумело восторгался. — Какая экзотика! Чего название города стоит — Крепость! Да ведь пахнет Шамилем! Это — древность, седая, дремучая...
Алексей вспомнил веселых комсомольцев, Арсена, мечтающего о диатомитовых рудниках, и засмеялся.
— Ты опоздал. Бакинский. Этот город тоже уже «покорили» большевики.
Но ему некогда было дискутировать на улице.
— Мы увидимся? — крикнул ему вслед Бакинский.
— Может быть.
Он побежал, расталкивая прохожих. Но что здесь делает Бакинский? Вряд ли ради экзотики. Так или иначе, враг в городе. А Бакинский — враг, нет никакого сомнения. Надо предупредить коменданта гарнизона. Кто комендант у нас? На бегу вспомнил. Вдруг побледнел и даже остановился. Да ведь комендант-то Ковалев.
12