Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения

фон Гёте Иоганн Вольфганг

28

Спросишь, какую подругу хочу я? Какую хотел я, Ту и нашел; значит, я многое в малом обрел. На берегу собирая ракушки, в одной отыскал я Маленький перл, и его нынче на сердце храню.

29

Часто я рисовать и царапать на меди пытался, Маслом писал иль рукой глину сырую давил, Но, без усердья трудясь, не сумел ничему научиться,— Только один свой талант усовершенствовал я: Дар по-немецки писать. И на это негодное дело

Я, несчастный поэт, трачу искусство и жизнь.

30

Нищенки, лица закрыв, прелестных держат младенцев, Вот что значит — уметь к сердцу мужскому воззвать! Каждый, увидев мальчонку, иметь захочет такого, Каждый, не видя лица матери, хочет ее.

31

Хочешь ты тронуть меня, попросив для ребенка? — Не твой он! Тронула та лишь меня, что родила моего!

32

Встретив меня на ходу, ты губки лижешь. Зачем же? Мне говорит твой язык, как бы он славно болтал.

33

Учится немец усердно любому искусству и в каждом Выказать может талант, если возьмется всерьез. Лишь стихотворству никто не желает учиться — и пишут Хуже нельзя; по себе мы это знаем, друзья.

34 а

Часто вы, боги, себя зовете друзьями поэта; Множество нужд у него — скромных, но все-таки нужд: Дом ему дайте уютный, и стол повкуснее, и вина,— Может нектар оценить немец не хуже, чем вы. Дайте пристойный костюм и друзей для приятной беседы, На ночь — подружку, чтоб ей был он желанен и мил. Эти пять естественных благ мне нужнее всех прочих. Дайте мне языки — древние, новые — знать, Чтобы народов дела и былые судьбы я понял; Дайте мне ясным постичь чувством искусства людей. Дайте почет у народа, у власть имущих — влиянье,— Все, что у смертных еще принято благом считать. Впрочем, спасибо вам, боги! Меня вы уж раньше успели Сделать счастливым, послав самый прекрасный ваш дар.

34 б

Да, средь немецких князей мой князь не из самых великих: Княжество тесно его и небогата казна; Но если б каждый, как он, вовне и внутри свои силы Тратил, то праздником жизнь немца средь немцев была б. Впрочем, зачем я славлю того, кого славят деянья? Да и подкупной моя может казаться хвала, Ибо дал он мне то, что нечасто великие дарят: Дружбу, доверье, досуг, дом, и угодья, и сад. Всем я обязан ему; ведь я во многом нуждался, Но добывать не умел — истый поэт! — ничего. Хвалит Европа меня, но что дала мне Европа? Я дорогою ценой сам за стихи заплатил. Немцы мне подражают, охотно читают французы; Лондон! Принял как друг гостя смятенного ты. Только что пользы мне в том, что нынче даже китаец Вертеров пишет и Лотт кистью на хрупком стекле? Ни короли обо мне, ни кесари знать не желали; Он лишь один для меня Август и мой Меценат.

35

Жизнь

одного человека — что значит она? И, однако, Тысячи станут судить каждый поступок его. Значат стихи еще меньше. Но тысячи будут ругать их Иль восхищаться. Мой друг! Жить и писать продолжай.

36

Фрески, картины везде! До чего же меня утомили Перлы искусства, что здесь в каждом хранятся дворце. И средь таких наслаждений порой нужна передышка, Ищет живой красоты мой притупившийся взгляд. Комедиантка! в тебе я узнал мальчуганов прообраз — Тех, что Беллини писал с крыльями, радуя взор, Тех, что послал жениху Веронезе доставить бокалы К свадьбе, где гость пировал, воду считая вином.

37

Словно искусным резцом, изваяно стройное тело; Словно оно без костей, гнется, как в море моллюск. Все в нем — суставы, все — сочлененья, все в нем прелестно, В меру оно сложено, гибко без меры оно. Я изучил человека, и рыб, и зверей, и пернатых, Знаю рептилий — они чудо природы вполне, Но удивляюсь тебе, Беттина, милое чудо: Ты — все вместе, и ты — ангел, помимо всего.

38

Ножки, дитя, к небесам поднимать не надо: Юпитер Смотрит, и зорок орел, и Ганимед разозлен.

39

Ножки тяни к небесам беззаботно! Мы поднимаем Руки в молитве; но ты все же безгрешней, чем мы.

40

Гнется шейка твоя. Удивляться тут нечему: часто Держит она всю тебя; малый твой вес ей тяжел. Мне ничуть не претит наклоненная набок головка: Груз прекрасней вовек шейку ничью не сгибал.

41

Так неясных фигур произвольным сплетеньем смущает В мрачности адской своей Брейгель мутнеющий взгляд. Так, резцом воплотив Иоанна видения, Дюрер, Сливший сверчков и людей, здравый рассудок мутит. Так поэт, что воспел сирен, кентавров и сфинксов, Слух удивленный пленял и любопытство будил. Так нас тревожит сон, когда снится, что, взявшись за дело, Мы преуспели и вдруг все расплывется, как дым. Так и Беттина, когда ей руки служат ногами, Нас смущает — и вновь радует, на ноги встав.

42

Что ж, с удовольствием я отойду за черту меловую: Просит так кротко меня, сделав «боттегу», дитя.

43

«Ах, да что же он делает с нею! Господи боже! Так только свертки белья носят к фонтану стирать! Право, она упадет! Нет мочи! Идем же! Как мило! Глянь, как стоит! Как легко! Все улыбаясь, шутя!» Ты, старушка, права, восхищаясь моею Беттиной: Краше от этого мне кажешься ты и сама.