Собрание сочинений в двух томах. Том I
Шрифт:
34. ВКС, с. 19–21. По мнению Д. Сегала, это стихотворение представляет собой воспоминание о знаменитом кишиневском погроме 1903 года.
35. ВКС, с. 22. В ИС (с. 44) под назв. «Подвиг». Второе двустишие первой строфы содержит, судя по всему, неосознанную Кнутом параллель следующему месту статьи А. Белого «Штемпелеванная калоша» (1908), что придает высокой патетике автора стихотворения непредусмотренный иронический оттенок: «В Петербурге привыкли модернисты ходить над бездной. Бездна — необходимое условие комфорта для петербургского литератора. Там ходят влюбляться над бездной, сидят в гостях над бездной, устраивают свою карьеру на бездне, ставят над бездной самовар» (А. Белый. Арабески: Книга статей. М., 1911, с. 343). Должно быть, более осознана автором ироническая связь этого стихотворения с XXII сонетом из книги А. Эфроса «Эротические сонеты» (М., 1922), ср. совпадение выражения мужественный труд с опорой на одинаковую рифму труд-блуд в данных текстах: «Багрец сосцов не манит, не влекут Нагие перси к ласковым вершинам; Плоть не спешит на мужественный труд. Ей слаще спать под шорохом мышиным, Ее не тешит даже шумный блуд, — Мир эротическим подернут сплином» («труд» в соединении со следующим далее «слаще» образует клишированную поэтическую парафразу эротического акта как сладостного труда, известную со времен Вергилия, см. «Георгики», 111:127) — «В дремучей скуке жизни бесполезной Блюсти закон и ежедневный блуд, Работать, есть и спать почти над бездной — Вот праведный и мужественный труд» (некоторые замечания о неиронически-осуждающем отношении Кнута ко всякой угрозе профанации эротического чувства см. в коммент. № 61 к стихотворению «Где наших предков игры и забавы», завершающему С; как отдаленный генетический отзвук того же мотива следует учесть соединение мужества и блуда в стихотворении «Исполнятся поставленные сроки»).
Определенной стороной своего содержания, уже вне всякой связи, разумеется, с эротико-ироническими подтекстами, стихотворение Кнута перекликается с написанной позднее, 5 мая 1932 г., статьей В. Ходасевича «Подвиг» (возможно, ее название и подсказало поэту аналогичное переименование «В дремучей скуке жизни бесполезной» в ИС) — голос старшего поэта, поданный в поддержку молодых литераторов-эмигрантов, пребывающих в бедственном положении: «Если лишенные не только приятного, но и самого необходимого, молодые писатели наши все еще трудятся, все еще ведут неприметную, но упорную борьбу за свое литературное существование, то иначе, как подвигом, я этого назвать не могу» (Владислав Ходасевич. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954, с. 280. — Выделено Ходасевичем).
36. ВКС, с. 25.
37. ВКС, с. 27–28. «Восточный танец» отмечен Слонимом (с. 74) как пример «некультурности стиха» Кнута. «Только полным отсутствием чувства комического, — говорилось в его рецензии, — можно объяснить… его <т. е. Кнута> описание восточного танца, где женщина вступает в „сладострастную борьбу с оркестром“: ‘Ее из мрака музыка манила, и шел живот — послушно — на трубу’». Терапиано-НК (с. 62) также полагал ошибочным включение этого стихотворения в ВКС. В. Набоков, скорее склонный к сочувственной оценке «Восточного танца», открывший в нем, как сам он пишет, «несколько прекрасных образов (например, „В потоке арф нога искала брод“)», вместе с тем не обходит некоторых, по его мнению, поэтических промахов автора; среди отмеченных им неудачных строчек: «И шел живот послушно на трубу», «Но женщина любила и хотела…» (по поводу последней он иронически восклицает: «Чтец-декламатор!») (Набоков, с. 103).
Посетившая Париж примерно в те же годы, когда это стихотворение создавалось, художница В. М. Ходасевич (племянница поэта) так описывает свои впечатления от «танца живота», который она смотрела вместе с В. Маяковским: «На стене огромная вывеска из электрических лампочек „Танцы живота!“ то зажигается, то меркнет, хотя совсем еще светло. Владимир Владимирович бодро предлагает зайти. Можно не раздеваться. Берем билеты. Тесный зал в первом этаже. Народу полно. Места не нумерованы — скамейки. Сеансов нет: показывают непрерывный танец живота — входи когда хочешь. Пахнет потом. Маленькая сценка приподнята. На ней по бокам чудовищные золотые рога изобилия с пыльными, грязными розами, на сцене задник, изображающий всяческий Восток, от танцев он все время колеблется волнами, помост поскрипывает и ходит ходуном.
Мы вошли, когда танцевали три „восточные“ потрепанные женщины явно европейского происхождения. На грудях — традиционные восточные золотые чаши на лямках-цепях, но груди или малы, или велики по чашам. Тела обвисшие и несвежие, но техника танца живота сильно развита, и иногда кажется, что животы носятся самостоятельно в воздухе в отрыве от тела. Лица, сильно загримированные под Восток, потеют сквозь краску и пудру, так же как вялые тела. Все идет под переменные ритмы барабанчиков. Трио сменилось одной „красавицей“ с чудовищным полудохлым удавом, которого она с трудом обкручивала вокруг себя: удав хотел спать или умереть. Танцовщица тоже. Она без туфель, пальцы ног в сплошных мозолях и кольцах с цветными каменьями. Нам стало противно и плохо. Расталкивая „ценителей прекрасного“, мы выбрались на свежий воздух из этой порнографической грязной забегаловки. Маяковский сказал: „Так нам и надо!“ Трудно было прийти в себя, и было совсем не смешно, до того нас доконала „восточная нега“» (В. М. Ходасевич. Портреты словами: Очерки. М., 1987, с. 186–187).
Систро — музыкальная трещотка, использовавшаяся древнеегипетскими жрецами во время совершения обрядовых таинств; применяется в современных оркестрах.
38. ВКС, с. 29–31. Опубликовано в ж. «Новый дом» (1926, № 1), одним из редакторов которого был Кнут, под назв. «Любовь» (см. отзыв на него в письме З. Гиппиус Н. Берберовой, приведенном в «Материалах к биографии Д. Кнута», прим. 46). В ИС (с. 47–49) под назв. «Борьба».
39. ВКС, с. 32–33. Печаталось в Я (с. 106–107). Вошло в ИС (с. 50–51) под назв. «Пески и годы», с добавлением двух начальных, отсутствовавших в прежнем варианте, строф (вписаны Кнутом в ВКСэЕК):
В труде и любви соблюдая святые заветы, Израиль плодился и шел по Господним следам. Ему предстояли бессменно небесные светы, Вел ангел верблюдов, и женщин, и козьи стада. Меня до рожденья спасала рука Адоная. Меня зачинал издалека в косматой траве Тот грязный дикарь, что рыдал у подножья Синая, Колючебородый, трусливый и набожный зверь.Там же в ИС перед третьей строфой (т. е. первой в ВКС) отсутствует многоточие; 2-й и 4-й стихи пятой (третьей по ВКС) строфы: «Сквозь гибель, позор, торжество, нескончаемый путь», «Я мог поклониться тебе, улыбнувшись чуть-чуть» (причиной переработки послужил, по всей вероятности, критический выпад В. Набокова в его рецензии на ВКС: «Превосходно задуманное стихотворение: „Нужны были годы, огромные древние годы псалмов и проклятий…“ погублено двумя строками: „…затем, чтоб теперь на блестящем салонном паркете я мог поклониться тебе, улыбнувшись слегка“ (слегка!)», Набоков, с. 102); в следующей: «Засыпать голодную бездну раскрывшихся глаз». В Р (1928, № 14–15, 4 апреля, с. 16) под назв. «Любовь» и с обозначением места и даты написания: Париж, 6 августа 1926, напечатан еще более пространный вариант этого стихотворения, с тремя дополнительными строфами, нигде, кроме данной публикации, не повторенными: вторая строфа (после «Вел ангел верблюдов, и женщин, и козьи стада»):
Израиль, как мать, в нечестивых и яростных недрах Вынашивал душу мою средь жестоких песков, Поил меня скукой пустынь, древним запахом кедров, Вином и забвеньем былых и грядущих веков.Четвертая строфа — после «Колючебородый, трусливый и набожный (здесь: яростный) — зверь»:
И я умирал на полях ханаанских кочевий Под вопли тимпанов и громы враждебных богов, И я возникал в беспорочном и девственном чреве, Чтоб славой одной низвергать богохульных врагов.Седьмая строфа (после «Пустынное солнце и страшный пустынный исход»):
Глухие века пресмыкания, блуда и срама, Нужны были язвы и корчи на голой земле, Огонь, запустение, мерзость, падение храма, Бичи, скорпионы и мстительный вражеский плен…Другие отличия: «Псалмов и молений, торжеств, ликованья и мглы», «Нужны были стоны проклятий, молитв и рыданий», строфа «Мучительный путь… <и далее>» совпадает с ВКС, «Спокойно платить этой жизнью, постыдной и нищей», «За страшное право: с тобою обняться и лечь» (эта финальная строка неожиданным образом отозвалась в «Распаде атома» Г. Иванова [1938], поэтическую основу которого составляют разнообразные метафорические взаимопревращения вещей и событий: «Может быть, Наполеон воевал и Титаник тонул только для того, чтобы сегодня вечером эти двое рядом легли на кровать», Г. В. Иванов. Собр. соч. В 3 т. Т. 2. М., 1993, с. 23).