Собрание сочинений в одном томе

Высоцкий Владимир Семенович

Я УЕХАЛ В МАГАДАН

Ты думаешь, что мне — не по годам, Я очень редко раскрываю душу, — Я расскажу тебе про Магадан — Слушай! Как я видел Нагайскую бухту да тракты, — Улетел я туда не с бухты — барахты. Однажды я уехал в Магадан — Я от себя бежал как от чахотки. Я сразу там напился вдрабадан Водки! Но я видел Нагайскую бухту да тракты, — Улетел я туда не с бухты — барахты. За мной летели слухи по следам, Опережая самолет и вьюгу, — Я все-таки уехал в Магадан К другу! И я видел Нагайскую бухту да тракты, — Улетел я туда не с бухты — барахты. Я повода врагам своим не дал — Не взрезал вены, не порвал аорту, — Я взял да как уехал в Магадан, К черту! Я увидел Нагайскую бухту да тракты, — Улетел я туда не с бухты — барахты. Я, правда, здесь оставил много дам, — Писали мне: «Все ваши дамы биты!» — Ну что ж — а я уехал в Магадан, — Квиты! И я видел Нагайскую бухту да тракты, — Улетел я туда не с бухты — барахты. Когда

подходит дело к холодам, — Пусть это далеко, да и накладно, — Могу уехать к другу в Магадан — Ладно! Ты не видел Нагайскую бухту — дурак ты! Улетел я туда не с бухты — барахты. 1968

«Жил-был добрый дурачина-простофиля…»

Жил-был добрый дурачина-простофиля. Куда только его черти не носили! Но однажды, как назло, Повезло — И в совсем чужое царство занесло. Слезы градом — так и надо Простофиле: Не усаживайся задом На кобыле, Ду-ра-чи-на! Посреди большого поля — глядь — три стула, Дурачину в область печени кольнуло, — Сверху — надпись: «Для гостей», «Для князей», А на третьем — «Стул для царских кровей». Вот на первый стул уселся Простофиля, Потому что он у сердца Обессилел, Ду-ра-чи-на! Только к стулу примостился дурачина — Сразу слуги принесли хмельные вина, Дурачина ощутил Много сил — Элегантно ел, кутил и шутил. Погляди-ка, поглазей — В буйной силе Взлез на стул для князей Простофиля, Ду-ра-чи-на! И сейчас же бывший добрый дурачина Ощутил, что он — ответственный мужчина, — Стал советы отдавать, Крикнул рать, И почти уже решил воевать. Дальше — больше руки грей, Ежли в силе! — Взлез на стул для королей Простофиля, Ду-ра-чи-на! Сразу руки потянулися к печати, Сразу топать стал ногами и кричати: «Будь ты князь, будь ты хоть Сам Господь — Вот возьму и прикажу запороть!» Если б люди в сей момент Рядом были — Не сказали б комплимент Простофиле, Ду-ра-чи-не! Но был добрый этот самый простофиля — Захотел издать Указ про изобилье… Только стул подобных дел Не терпел: Как тряхнет — и, ясно, тот не усидел… И очнулся добрый малый Простофиля У себя на сеновале В чем родили, — Ду-ра-чи-на! 1968

«Красивых любят чаще и прилежней…»

Красивых любят чаще и прилежней, Веселых любят меньше, но быстрей, — И молчаливых любят, только реже, Зато уж если любят, то сильней. Не кричи нежных слов, не кричи, До поры подержи их в неволе, — Пусть кричат пароходы в ночи, Ну а ты промолчи, помолчи, — Поспешишь — и ищи ветра в поле. Она читает грустные романы, — Ну пусть сравнит, и ты доверься ей, — Ведь появились черные тюльпаны — Чтобы казались белые белей. Не кричи нежных слов, не кричи, До поры подержи их в неволе, — Пусть поэты кричат и грачи, Ну а ты помолчи, промолчи, — Поспешишь — и ищи ветра в поле. Слова бегут, им тесно — ну и что же! — Ты никогда не бойся опоздать. Их много — слов, но все, же если можешь, Скажи, когда не можешь не сказать. Но не кричи этих слов, не кричи, До поры подержи их в неволе, — Пусть кричат пароходы в ночи… Замолчи, промолчи, помолчи, — Поспешишь — и ищи ветра в поле. 1968

«Вот и разошлись пути-дороги вдруг…»

Вот и разошлись пути-дороги вдруг: Один — на север, другой — на запад, — Грустно мне, когда уходит друг Внезапно, внезапно. Ушел, — невелика потеря Для многих людей. Не знаю, как другие, а я верю, Верю в друзей. Наступило время неудач, Следы и души заносит вьюга, Все из рук вон плохо — плачь не плачь, — Нет друга, нет друга. Ушел, — невелика потеря Для многих людей. Не знаю, как другие, а я верю, Верю в друзей. А когда вернется друг назад И скажет: «Ссора была ошибкой», Бросим на минувшее мы взгляд, С улыбкой, с улыбкой. Ушло, — невелика потеря Для многих людей… Не знаю, как другие, а я верю, Верю в друзей. 1968

ДВЕ ПЕСНИ ОБ ОДНОМ ВОЗДУШНОМ БОЕ

I. Песня летчика

Их восемь — нас двое, — расклад перед боем Не наш, но мы будем играть! Сережа, держись! Нам не светит с тобою, Но козыри надо равнять. Я этот небесный квадрат не покину — Мне цифры сейчас не важны: Сегодня мой друг защищает мне спину, А значит — и шансы равны. Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он, Надсадно завыли винты, — Им даже не надо крестов на могилы — Сойдут и на крыльях кресты! Я — «Первый», я — «Первый», — они под тобою! Я вышел им наперерез! Сбей пламя, уйди в облака — я прикрою! В бою не бывает чудес. Сергей, ты горишь! Уповай, человече, Теперь на надежность строп! Нет, поздно — и мне вышел «мессер» навстречу, — Прощай, я приму его в лоб!.. Я знаю — другие сведут с ними счеты, — Но, по облакам скользя, Взлетят наши души, как два самолета, — Ведь им друг без друга нельзя. Архангел нам скажет: «В раю будет туго!» Но только ворота — щелк, — Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом В какой-нибудь ангельский полк!» И я попрошу Бога, Духа и Сына, — Чтоб выполнил волю мою: Пусть вечно мой друг защищает мне спину, Как в этом последнем бою! Мы крылья и стрелы попросим у Бога, — Ведь нужен им ангел-ас, — А если у них истребителей много — Пусть пишут в хранители нас! Хранить — это дело почетное тоже, — Удачу нести на крыле Таким, как при жизни мы были с Сережей И в воздухе и на земле.

II. Песня самолета-истребителя

Я — «ЯК», истребитель, — мотор мой звенит, Небо — моя обитель, — А тот, который во мне сидит, Считает, что — он истребитель. В этом бою мною «юнкерс» сбит — Я сделал с ним, что хотел, — А тот, который во мне сидит, Изрядно мне надоел! Я в прошлом бою навылет прошит, Меня механик заштопал, — А тот, который во мне сидит, Опять

заставляет — в штопор! Из бомбардировщика бомба несет Смерть аэродрому, — А кажется — стабилизатор поет: «Мир вашему дому!» Вот сзади заходит ко мне «мессершмитт», — Уйду — я устал от ран!.. Но тот, который во мне сидит, Я вижу, решил — на таран! Что делает он?! Вот сейчас будет взрыв!.. Но мне не гореть на песке, — Запреты и скорости все перекрыв, Я выхожу из пике! Я — главный, а сзади… Ну чтоб я сгорел! — Где же он, мой ведомый? Вот он задымился, кивнул — и запел: «Мир вашему дому!» И тот, который в моем черепке, Остался один — и влип, — Меня в заблужденье он ввел — и в пике Прямо из мертвой петли. Он рвет на себя — и нагрузки вдвойне, — Эх, тоже мне — летчик-ас!.. Но снова приходится слушаться мне, — И это — в последний раз! Я больше не буду покорным — клянусь! — Уж лучше лежать на земле… Ну что ж он не слышит, как бесится пульс: Бензин — моя кровь — на нуле! Терпенью машины бывает предел. И время его истекло, — И тот, который во мне сидел. Вдруг ткнулся лицом в стекло. Убит! Наконец-то лечу налегке. Последние силы жгу… Но что это, что?! Я — в глубоком пике. — И выйти никак не могу! Досадно, что сам я не много успел, — Но пусть повезет другому! Выходит, и я напоследок спел: «Мир вашему дому!» 1968

«Давно смолкли залпы орудий…»

Давно смолкли залпы орудий, Над нами лишь солнечный свет, — На чем проверяются люди, Если войны уже нет? Приходится слышать нередко Сейчас, как тогда: «Ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?» Не ухнет уже бронебойный, Не быть похоронной под дверь, И кажется — все так спокойно, Негде раскрыться теперь… Но все-таки слышим нередко Сейчас, как тогда: «Ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?» Покой только снится, я знаю, — Готовься, держись и дерись! — Есть мирная передовая — Беда, и опасность, и риск. Поэтому слышим нередко Сейчас, как тогда: «Ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?» В полях обезврежены мины, Но мы не на поле цветов, — Вы поиски, звезды, глубины Не сбрасывайте со счетов. Поэтому слышим нередко, Если приходит беда: «Ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?» 1968

ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР

Четыре года рыскал в море наш корсар, — В боях и штормах не поблекло наше знамя, Мы научились штопать паруса И затыкать пробоины телами. За нами гонится эскадра по пятам, — На море штиль — и не избегнуть встречи! Но нам сказал спокойно капитан: «Еще не вечер, еще не вечер!» Вот развернулся боком флагманский фрегат, — И левый борт окрасился дымами, — Ответный залп — на глаз и наугад — Вдали пожар и смерть! Удача с нами! Из худших выбирались передряг, Но с ветром худо, и в трюме течи, — А капитан нам шлет привычный знак: Еще не вечер, еще не вечер! На нас глядят в бинокли, в трубы сотни глаз — И видят нас от дыма злых и серых, — Но никогда им не увидеть нас Прикованными к веслам на галерах! Неравный бой — корабль кренится наш, — Спасите наши души человечьи! Но крикнул капитан: «На абордаж! Еще не вечер, еще не вечер!» Кто хочет жить, кто весел, кто не тля, — Готовьте ваши руки к рукопашной! А крысы — пусть уходят с корабля, — Они мешают схватке бесшабашной. И крысы думали: а чем не шутит черт, — И тупо прыгали, спасаясь от картечи. А мы с фрегатом становились к борту борт, — Еще не вечер, еще не вечер! Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза, — Чтоб не достаться спрутам или крабам — Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах, — Мы покидали тонущий корабль. Но нет, им не послать его на дно — Поможет океан, взвалив на плечи, — Ведь океан-то с нами заодно. И прав был капитан: еще не вечер! 1968

ПЕСЕНКА НИ ПРО ЧТО, ИЛИ ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В АФРИКЕ

Одна семейная хроника

В желтой жаркой Африке, В центральной ее части, Как-то вдруг вне графика Случилося несчастье, — Слон сказал, не разобрав: «Видно, быть потопу!..» В общем, так: один Жираф Влюбился в Антилопу! Поднялся галдеж и лай, — Только старый Попугай Громко крикнул из ветвей: «Жираф большой — ему видней!» «Что же что рога у ней, — Кричал Жираф любовно, — Нынче в нашей фауне Равны все пороговно! Если вся моя родня Будет ей не рада — Не пеняйте на меня, — Я уйду из стада!» Поднялся галдеж и лай, — Только старый Попугай Громко крикнул из ветвей: «Жираф большой — ему видней!» Папе Антилопьему Зачем такого сына: Все равно — что в лоб ему, Что п'o лбу — все едино! И Жирафов зять брюзжит: «Видали остолопа?!» И ушли к Бизонам жить С Жирафом Антилопа. Поднялся галдеж и лай, — Только старый Попугай Громко крикнул из ветвей: «Жираф большой — ему видней!» В желтой жаркой Африке Не видать идиллий — Льют Жираф с Жирафихой Слезы крокодильи, — Только горю не помочь — Нет теперь закона: У Жирафов вышла дочь Замуж — за Бизона! …Пусть Жираф был не прав, — Но виновен не Жираф, А тот, кто крикнул из ветвей: «Жираф большой — ему видней!» 1968

«Наши предки — люди темные и грубые…»

Наши предки — люди темные и грубые, — Кулаками друг на дружку помахав, Вдруг увидели: громадное и круглое Пролетело, всем загадку загадав. А в спорах, догадках, дебатах Вменяют тарелкам в вину Утечку энергии в Штатах И горькую нашу слюну. Ой, вон блюдце пролетело над Флоренцией! — И святая инквизиция под страх Очень бойко продавала индульгенции, Очень шибко жгла ученых на кострах. А в спорах, догадках, дебатах Вменяют тарелкам в вину Утечку энергии в Штатах И горькую нашу слюну. Нашу жизнь не назовешь ты скучной, серенькой — Тем не менее не радует сейчас: Ктой-то видел пару блюдец над Америкой, Ктой-то видел две тарелки и у нас. И в спорах, догадках, дебатах Вменяют тарелкам в вину Утечку энергии в Штатах И горькую нашу слюну. 1968