Собрание сочинений в пяти томах. 1. Парижачьи
Шрифт:
Я пошутил, простите меня. Но меня ждет жена. И открыв дверь к выходу, он исчез за ней.
Щеголь бросился одеваться, торопился, прыгал перед зеркалом, расфрантился, придушился, одел в петлицу северное сияние и помчался в лес.
13.27
Затишье перед бурей — сказал кто-то где-то и когда-то. Оно наступало теперь и швея тихо дышала полной грудью наслаждаясь.
Голос щеголя пел в трубку вместе с проводами и казался ей песнью совершенно необычайной. И она ликовала.
По дороге смотрела она на путь, который она пробежала уже столько раз, но на этот восходила с торжеством, убежденная, что восхождение это
Она перегибалась за борт и смотрелась в асфальтовую пучину улицы, по которой плыла. Откидывалась и проталкивалась сквозь облака висевшие над аркой и домами, над деревьями вынырнувшими из пучины леса. И она опять ликовала видя этот лес. И радовалась. И оправлялась, рядилась, испытывала. Все знакомое казалось ей новым и расцветающим. В лесу гравий хрустел под шинами и она оборачивалась то и дело, надеясь найти машину щеголя, которая ее догоняла или думала, что она сама догоняет ее.
В лесу щеголя не было и нашла она только стол на восемь персон за которым уже побывали ее предшественники и который был пуст.
Но что за беда. Он сейчас приедет. Она раскланялась с какими то знакомыми и сев ко всем ним спиной, потребовала, чтобы ей подали газеты [23] . Какие забавные сегодня события. Трагическая история происходит или совершенно прозаически всем на головы падали с неба кирпичи. Где кто то родился с каким то количеством голов. Жалко что у щеголя была всего одна голова. Да и эта была не в порядке. Впрочем, зачем заниматься критикой. Наконец, наконец она встретится с ним после стольких часов мучительных поисков. И чего только она волновалась беспокоилась ревновала. Для чего. Ничто не существует. Как хорошо она сделала не обратив внимания на призывы мужа и уехав. Теперь она счастлива. И хорошо, что никого больше нет.
23
Вариант: ведомости.
Ей не хотелось сидеть за столом на террасе и ждать. Она сошла вниз на дорожку к озерам. Ничто не будило в ней никаких чувств кроме жажды голода желаний обуреваемая. Она смотрела с восторгом на песок на воду на траву и опять на лес, где она проводила этот необычайный час. Она шла медленно и медленней, убежденная что щеголь догонит ее, настигнет ее, положит ей руку на руку и остановит ее.
И он догнал ее и положил ей руку на руку и обернулась она. Вы, щеголь, наконец.
Наконец он целовал ее руку необычайно рачительно.
Она посмотрела на его волосы, на шляпу в его левой руке, взятую так как берутся за рукоятку ножа. Немного слишком наклонившийся (или это ей только казалось) он был настолько на месте, что все тотчас оказалось на месте и швея несколько откинулась назад чуть сгибая голову и давая руку для поцелуя.
За ее спиной росли крылья.
Это заставило ее вспомнить о лебяди и о лебяди в связи со щеголем и о каких то еще историях. Но все потонуло и все опять было на своих местах.
Ее настроение могло и не передаваться щеголю, так как сам он был настроен совершенно так же.
Первые минуты, когда он ехал в лес ему вернулось отвратительное настроение было вспыхнувшее после выхода разстриги и которое задушило было одевание. Но эта новая вспышка была настолько кратковременной, что он даже не успел огорчиться из-за всей этой истории. Напротив сознание, что разстрига будет искать жену дома и потому никак скоро не появится в лесу заставляло его торжествовать. И чем дальше он ехал, тем сильнее все эти ощущения уступали одной радости, что он увидит швею, которую он любит, с которой был дружен, которую уважал, вкус которой он ставил выше всего.
Он даже не досадовал на то, что напрасно съездил домой. Теперь он был вознагражден.
Ее издали он узнал и пришел в восторг, увидев как она была одета. Эта портниха была кажется единственной. Одеваться всегда лучше всех своих заказчиц, которым она служила недосягаемым идеалом.
Ее философия платья, состряпанная чтобы увеличить и без того баснословные обороты ее дома, его изумляла и всегда волновала. Он находил как раз именно тем, что нужно было всегда говорить, что человек состоит не из души и тела (как высшие животные), а из них плюс платье, и что платье — основная принадлежность человека — выше и души и тела. Не важно быть красивым или одаренным, надо быть хорошо одетым. О, конечно, физическая и душевная красота великолепны, но как дополнение, гарнир к платью.
Он великолепно понимал ее. Эта философия была его философией.
Он мог часами говорить с ней и часами ее слушать, когда разговоры не выходили из рамок портняжных разговоров. Так они улучшали расширяли эту философию и расширяли эту систему.
Недавно в одном из кружков он говорил на эту тему и его беседа собрала сотни гостей. Мы принуждены иметь одно тело и душу, которые меняются очень медленно. А между тем у нас такая отличительная потребность меняться, изменять как можно чаще, как можно больше. Только платье достойно нашего века. Ах недаром встречают по платью. И тысячи всяких афоризмов и дурачеств, то плоских, то с претензиями на остроумие, производили эффект на всех. О с каким наслаждением купался он в этом мире своего и чужого недоумия.
Но он плавал легко свободно и радостно дышал.
Только она одна понимала его желания, его горести, стремления, его любовь к тому что он носил, делавшую его зачастую совершенно глухим и безразличным, когда он был занят только одним. Она одна понимала насколько серьезны были его влечения к одеванию и разглагольствования. Словом она была одна понимающая, подходящая со вкусом, острая, безупречная и замечательная женщина.
Да, он гордился ею больше чем кем нибудь. Что умница со всеми ее открытиями или купчиха, со всем ее богатством, его жена. И лебядь форменная. Вот быть швеей и такой знаменитой как она и столько зарабатывать, чтобы не мочь поставить такую историю вверх ногами, что становиться отрадным желательным и уходящей казалась она. И может недоступной.
Таким образом ход событий прервался и он просто ехал на свидание с женщиной, дружбой с которой он так дорожил.
Он вышел на террасу и нашел заколдованный стол. За столом никого не было. Придется опять ждать. Опять и опять и опять. В этих опять крутилось время. Почему раньше он этого не сознавал. Он подумал тотчас, что он опять думал и эта необходимость опять думать удручала его. Думать к черту мысли. Но где же была швея. Он побежал поговорить с ней, как полчаса ? [24] назад он спасался [25] за звонком себе домой. О чем говорить, вдруг спросил он себя. Ах не все ли равно, лишь бы говорить, лишь бы тараторить, болтать без умолку, не слышать этой тишины, молчания, пустоты восьми приборов. Но швеи не было дома. Уехала. Куда же она делась.
24
“?” — так в рукописи.
25
От фр. “se sauver” — спасаться, в разг. употр. — убежать.