Собрание сочинений в пяти томах. 1. Парижачьи

Зданевич Илья Михайлович

Но швея не дала ему приготовиться.

По вашей позе и по вашим ужимкам я вижу, что вы готовите опять фонтан красноречия, чтобы сбить нас с толку. На этот раз нас не введете в затруднение вашими маневрами.

Я требую свободу. Можете ли мне запретить защищаться как я хочу и могу, если вы на меня нападаете. Если же вы ограничиваете меня с самого начала, то я сдаюсь и прошу делать со мной что вам угодно.

Он отвернулся. Все замолчали. Щеголь встал прошелся по террасе и подошел к столу.

Положив руку на стол он поиграл

с салфеткой. Положил ее разложил снова и переложил.

Я не знаю к чему нам апеллировать господа. Я думаю к честности. Быть может это единственное, что поможет нам спастись. Учитываете ли вы, лицедей, со всем вашим самодовольством и вашей самоуверенностью в какой тупик мы попали. Понимаете ли вы, как безвыходно наше положение, если мы все будем такими каковы мы сейчас.

Я надеюсь на просвет светящий в просвете этого света. Вот почему я возвращаюсь к мысли, что мы должны договориться с вами.

— Не надо, — сказала лебядь. Все равно это ни к чему и ни к чему привести не может. Мы того же требовали от швеи. А к чему привело это желание, — к тому что стало еще хуже и я дала бы дорого, чтобы не знать того обо всей этой истории с моим мужем, о которой рассказала мне швея. Я не сержусь ни на нее, ни на него нисколько. Меня пугает не самый факт, а обстоятельства и обстановка, в которой он родился. Ложь, которая лежит подо всеми нами и нас всех вяжет. И я знаю, что если сделать шаг вперед, то будут раскрываться новые и новые истории, они не усугубят положения, которое я признаю безнадежным. Но я предпочитаю, чтобы меня казнили за меньшее количество преступлений и не знать, что все мои ближние тоже воры и убийцы — кончат так же как я.

Но у нас нет другого исхода, — отозвалась швея. Вот почему я возвращаю вам свободу, лицедей, и прошу вас продолжать.

Но лицедей думал о дорогах, по которым он только что ехал и молчал. Тогда и молчал теперь. Ему нужно было восстановить в памяти все истории пережитые сегодня и достаточно выветрившиеся. Надо было восстановить, чтобы мочь действовать и защищаться. Как далека была вся эта канва, вся эта нить, которая, как думал он прерывалась после последних обстоятельств разыгравшихся в доме щеголя. Неужели был он вынужден теперь подымать снова эту нить. Он не хотел. Он защищался. Зачем эти люди сидевшие вокруг него толкали его туда, где его ждало отчаяние не меньше, чем то, какое владело им недавно. Нет он вернется в эти поля, уедет за укрепления, где ему не придется дышать отравленным воздухом.

— Я ничего не буду говорить дорогие друзья. Вы я вижу очень расстроены но почему я плохо понимаю. Все что вы говорите и думаете вздор. Я же этим заниматься не хочу. Потому я и уезжаю, прощайте.

— Нет, вы не уедете, закричал щеголь, вы не смеете дезертировать. Если же вы не будете говорить, то буду говорить я и вам тогда придется драться со мной на дуэли.

— И с моим мужем вам придется драться на дуэли, вставила швея

— А с моим мужем вам все равно придется драться, добавила лебядь.

Лицедей озирался.

— С тремя сразу. Но почему

— Потому что вы, я повторяю, сказал щеголь, посеяли раздор в нашей среде благодаря тому духу двусмысленности и экивоков, который вы посеяли. Благодаря вашему лицемерию и игре. Но с нас этого довольно, понимаете.

Лицедей пожал плечами.

— Отлично, в таком случае мы будем драться. И драться сейчас же. Но говорить я не буду.

— Прекрасно, ответил щеголь. Я пошлю сейчас домой за пистолетами. Не надо ни промедления, ни формальностей. Женщины будут нашими секундантами. Согласны?

— Я согласен, отвечал лицедей

— Согласны, отвечали женщины

— Нам остается бросить жребий, чтобы разделить секундантов.

Он достал из кармана портсигар. Чет или нечет. Выбрали. Швея была секундантом лицедея, лебядь — щеголя. Мужчины встали и спустились с террасы, отдав нужные распоряжения. Женщины остались за столом.

— Они с ума сошли, сказала лебядь. Устраивать поединки когда в эту историю замешаны все сразу. И ведь это может кончиться совсем плохо. Лицедей — старый стрелок, а щеголь ни черта в этом деле не понимает. Я не хочу, чтобы щеголь был убит.

— Это я не хочу, чтобы щеголь был убит, отозвалась швея.

— Ваше желание не исключает моего

— Но только я имею право интересоваться судьбой щеголя.

— Только вы. После всех разоблачений сделанных вами же, я думаю, что вы лучше бы сделали, если бы об этом ничего не говорили.

— Я бы ничего не говорила на вашем месте, после того, как вы сознались, что поехать утром в лабораторию вас побудило не беспокойство за щеголя, а беспокойство за умницу. Причем тут щеголь

— Вы слишком много берете на себя, швея.

— Больше вас и по праву. Моя дружба со щеголем дает мне на это право. Что вы хотите. Вы пытаетесь отнять у меня друга, как пытались недавно уже это сделать

— Я отнимаю у вас. Я ничего и никого у вас не отнимаю. Я думаю просто, что он принадлежит мне, а не вам.

— Мы спросим его, швея

— Но мы уже спрашивали, и разговоры ни к чему не приводят, отозвалась швея.

— Но как нам быть с поединком

— Его надо отменить

— Но тогда они отменят нас как секундантов, что не помешает им драться

— Нужно помешать им драться, возразила лебядь

— Я предлагаю выбирать условия, по которым их поединок будет безопасен

— Да это лучше, согласилась лебядь

— Вы правы мы поставим их на сто шагов. Я думаю, что лицедей никак не попадет с такого расстояния.

— Я даже думаю, поспешила лебядь, что мы можем не класть пуль в дуло. Пускай стреляют холостыми зарядами.

— Я не согласна, отвечала швея, я хочу чтобы щеголь убил лицедея.

Лебядь была изумлена, но она себе сразу не поверила.