Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы
Шрифт:
— Тебя там только не хватало, — засмеялся кто-то сзади.
Ну, конечно, это карлик Бадюра, сморчок несчастный, Станда сумеет сказать ему несколько теплых слов… Но тут снова поднялась суматоха:
— Франту несут! Значит, все-таки вытащили беднягу!
Двое с безграничной осторожностью выносят кого-то на носилках из клети. По двору бежит, причитая, женщина, ее удерживают.
— Вы с ним поедете, поедете, только успокойтесь!
Медленно-медленно носилки просовывают в санитарную машину, две пары рук помогают всхлипывающей женщине войти внутрь, и вторая машина тихо подъезжает к воротам.
— Здорово его покорежило, — сочувственно произносит какой-то человек, вытирая пот, — но он еще жив.
И машина с красным крестом медленно проезжает среди расступающейся, притихшей
Наконец вон оттуда, из здания дирекции, выходит несколько человек. Румяный господин небольшого роста, с белой бородкой, что идет впереди всех, — это сам управляющий всем угольным бассейном, по прозвищу Старик; на нем как-то нелепо сидит светлая шляпчонка, лицо и белые усики запорошены угольной пылью, — вероятно, спускался в шахту в полном параде и не успел еще умыться. Второй, чумазый, в шахтерской спецовке — это директор шахты, за ним шагает господин Хансен в кожаной куртке и в таком же шлеме, лоб у него ободран в кровь, под носом припудрено сажей, как у трубочиста, который во время коляды плетется где-то сзади прочих; голубые глаза под светлыми ресницами подернуты влагой, и кажется — сейчас из них польются слезы. И еще один очкастый и сильно испачканный господин, вероятно, из горной инспекции, и какой-то совершенно черный штейгер, вытирающий себе лоб невероятно грязным носовым платком, — хорошенькая компания, нечего сказать; появись они в таком виде на площади — люди подумали бы, что здесь собрание трубочистов. Но сейчас все это выглядит иначе, как-то торжественно, что ли, гомон в толпе у ворот стихает, все настораживаются, и ворота распахиваются настежь.
Толпа мгновенно распадается на две части. Свои, с «Кристины», проходят во двор, остальные толкутся у входа, словно он перегорожен веревкой, вытягивают шеи и поднимаются на цыпочки. Станда вместе со всеми гордо, с важным видом шагает по двору. Да, мое место здесь, я тоже с «Кристины»! Набралось человек пятьдесят — шестьдесят, да из окрестных деревень все еще подъезжают шахтеры на велосипедах, это уже не просто толпа, — это строится некий черный батальон. Станда стоит в первом ряду и ищет глазами Хансена, вон он сидит на груде шпал, вытирает руками лицо, но только еще больше размазывает по нему угольную пыль и кровь, которая течет у него из ободранных пальцев, — смотреть страшно. Станде стыдно, что он не выносит вида крови, ему кажется, что он сейчас упадет в обморок и покроет себя позором, тем временем Старик стал перед шахтерами и снял очки в золотой оправе.
— Бог в помощь, — сказал он, близоруко озираясь, и начал усердно протирать очки.
— Бог в помощь, — нестройно загудел в ответ черный батальон.
— Шахтеры, у нас случилось огромное несчастье, — нерешительно заговорил Старик. — Произошел… произошел взрыв при проходке вентиляционной сбойки между втяжным штреком номер шестьдесят три и вытяжным номер восемнадцать. К сожалению, этот взрыв… повлек за собой несколько жертв. Забойщик Брзобогатый Франтишек… засыпан и тяжело ранен. Блега Ян… ранен довольно тяжело. Колман Рудольф, откатчик, ранен легко. Трое, к сожалению, остались пока там. Это… это Мадр Иозеф — участковый десятник, Рамас Ян — крепильщик и стволовой Кулда… Кулда…
— Антонин, — подсказывают из толпы.
— Кулда Антонин, отец семерых детей. К счастью… к счастью, они, кажется, еще живы, по крайней мере кто-то из них. Слышно, как они подают сигналы… Ребята, мы не можем их там оставить…
— Понятно, не можем, — слышится чей-то голос в черном батальоне.
Старик быстро взглянул в ту сторону и надел очки.
— Правильно. Итак, смотрите, — продолжал он с некоторым облегчением. — Новая вентиляционная сбойка почти под прямым углом отходит от восемнадцатого штрека и на семьдесят метров тянется в сторону штрека номер шестьдесят три. Но с этого конца нам пришлось приостановить проходку, потому что… потому что во всю длину пройденной сбойки вспучило грунт. Короче говоря, мог произойти значительный взрыв; чтобы избежать тяжелой катастрофы, мы начали встречную проходку от втяжного штрека номер шестьдесят три. С этой стороны уже пройдено около тридцати двух метров, и нужно было продолжать работы… Так вот, сегодня во вторую смену там была бригада Мадра, оставалось пробить три или четыре метра целика, чтоб соединить оба штрека, и тут в более коротком из них и произошел взрыв.
— Не следовало там производить работы, — заметил один шахтер. — Там и угля-то кот наплакал.
Старик покраснел от возмущения.
— Как это не следовало? — раздраженно воскликнул он. — Кто это сказал? Ну-ка, подойдите сюда, если вы такой умник!
— Все так говорили! — настаивал шахтер. — Так и называли: гиблый штрек!
— Придержи язык! — зашумели остальные.
Старик немного успокоился.
— Видите ли, это был вентиляционный ходок, его пробивали в интересах вашей же безопасности, там ставили нормальную полную противовзрывную крепь, нас ни в чем нельзя упрекнуть, ребята, такова уж воля провидения; впрочем, горная инспекция разберется… Итак, в более коротком ходке обрушение произошло на протяжении метров пятнадцати, бригада Мадра осталась за этим завалом. Конечно, завал сейчас же попытались разобрать, там работает спасательная команда под руководством участкового инженера, но… — Старик замолчал, снял очки и снова принялся усердно их протирать. — Только тронешь, как на голову сыплются новые камни. Там разрушена вся кровля. Добираться до засыпанных с той стороны — долгая история, — бормотал он в белую бородку. — Чертовская работа!
— Так что же будет? — послышался голос из черного батальона.
— Сейчас скажу, — ответил Старик и надел очки. — Остается второй, более длинный ход из восемнадцатого штрека, где раньше прекратили проходку. Сегодняшний взрыв и тут все поломал, стойки полопались, как спички, но там еще можно с грехом пополам пробраться почти до конца. Инженер Хансен был там и… отчетливо слышал, как трое засыпанных подают сигналы. Они стучат в стенку. Оттуда до них не больше трех-четырех метров, но это уже простая проходка. — Старик снова сдернул очки. — Этим путем, быть может, удастся освободить тех троих… но… мы не можем… и не имеем права никого туда посылать. Весь верхняк — пополам… Слои в кровле сдвинулись, и если крепь еще немного подастся… Господин инженер Хансен считает, что попытаться все же следует; мой долг — предупредить об этом, но… если найдутся добровольцы, тогда… я взял бы на свою ответственность, вы меня поняли?
— Поняли, — проворчал кое-кто из шахтеров.
— Итак, подумайте, друзья, — сказал Старик и надел очки. — Но… те, у кого жена и карапузы, пусть и не берутся, понятно? Это вам не очистный забой. Я оставляю здесь помощника штейгера Войту, можете поговорить еще с ним. Первая спасательная команда, которой будет руководить участковый инженер Хансен, отправится немедленно; мы уже распорядились приготовить снаряжение… Ребята, я знаю, вы и сами будете начеку… — И он растроганно поправил очки. — Ну, бог в помощь, кристинцы…
— Бог в помощь, — зашумело вокруг; и взволнованный Старик быстро побежал обратно в контору.
Так, теперь господа ушли, только инженер Хансен сидит на бревнах и курит, уставясь в землю; а перепачканный помощник штейгера Войта вытаскивает записную книжку и шарит в кармане, отыскивая карандаш. Черный батальон смыкается кольцом вокруг Войты.
— Ну-ка, Войта, расскажи обо всем еще разок, по-нашему.
— Значит так, ребята, — начал помощник штейгера. — Кто пойдет добровольно? Смена три часа. Дадите расписку, что вы согласились добровольно. Напоминаю, в том штреке плохо, ох, как плохо. Кровля над самой головой нависла, окаянная, черти бы ее…
— А сам ты пойдешь?
— Нет, у меня сопляки дома, пятеро…
— Ведь ты там уже был!
— Был, отчего же не быть. А второй раз не пойду, дружище.
— А сколько за это платить будут?
— В тройном размере за час. Какого тебе еще рожна, эх ты, рвач. Ну, ребята, живей, кто хочет идти с инженером Хансеном?
Тишина. Слышно покашливание.
— Что я, с ума спятил? — бурчит чей-то голос.
А Станда вдруг чувствует, как что-то сдавило ему горло, то ли страх, то ли еще что. Господи, что такое с ногами? Ни с того ни с сего они сами выносят его на середину круга, никакой силой их не остановить; вот он уже стоит перед Войтой и растерянно размахивает руками.