Собрание сочинений в семи томах. Том 4. Пьесы
Шрифт:
Витек. Простите, сам я не слышал… Но история свидетельствует…
Эмилия. История врет. Вот что я вам скажу: Страда пищала, у Корроны был зоб, Агуяри была глупа как пробка, а Фаустина пыхтела, словно кузнечный мех. Вот она, ваша история.
Витек. Прошу прощения… я не специалист… все, что касается музыки…
Прус (с усмешкой). Витек ни в чем не станет вам перечить, пока не зайдет речь о французской революции.
Эмилия.
Прус. О французской революции. Это его конек.
Эмилия. Почему?
Прус. Не знаю. Но попробуйте спросите его о гражданине Марате.
Витек. Пожалуйста, не надо. Ну к чему это?
Эмилия. Марат? Это тот депутат с вечно потными руками?
Витек. Потными руками? Неправда!
Эмилия. Помню, помню. У него были руки, как лягушки. Брр…
Витек. Нет, нет, это недоразумение. Простите, этого о нем нигде не сказано!
Эмилия. Да я-то знаю. А как звали того, высокого, с лицом в оспинах?
Витек. Кто же это такой?
Эмилия. Ну, которому отрубили голову…
Витек. Дантон?
Эмилия. Да, да. Он был еще хуже.
Витек. Чем же?
Эмилия. Да у него все зубы были гнилые. Пренеприятный человек.
Витек(в волнении). Простите — так нельзя говорить. Это не исторический подход. У Дантона… у него не было гнилых зубов. Вы не можете этого доказать. А если бы и были, дело совсем не в этом. Совсем, совсем не в этом.
Эмилия. Как не в этом? Да ведь с ним было противно разговаривать.
Витек. Простите, я не могу с вами согласиться. Дантон… и вдруг такие слова! Этак в истории не останется ничего великого.
Эмилия. Ничего великого и не было.
Витек. Что?
Эмилия. Ровно ничего великого. Я-то знаю.
Витек. Но Дантон…
Эмилия. Не угодно ли? Этот человек вздумал со мной спорить!
Прус. Это с его стороны невежливо.
Эмилия. Нет, глупо.
Грегор. Может, позвать еще нескольких человек, чтобы вы им тоже наговорили грубостей?
Эмилия. Не надо, сами придут. Прибегут на четвереньках.
Кристина. Уйдем отсюда, Янек.
Эмилия(зевает). Это пара влюбленных? Ну, как? Уже познали райское блаженство?
Витек. Виноват?
Эмилия. Ну, обладали они уже друг другом?
Витек. О, господи! Что вы!
Эмилия.
Витек. Криста, ведь этого не было?
Кристина. Папа! Как ты можешь…
Эмилия. Молчи, глупая. Чего еще не было, то будет. И нестоящее это дело, слышишь?
Прус. А что — стоящее дело?
Эмилия. Ничего. Вообще ничего.
Входит Гаук-Шендорф с букетом.
Гаук. Разрешите, разрешите, пожалуйста…
Эмилия. Кто там еще?
Гаук. Мадемуазель, дорогая мадемуазель, позвольте мне… (Становится на колени перед троном.) Милостивая государыня, если б вы знали, если б вы только знали… (Всхлипывает.) Простите великодушно…
Эмилия. Что с ним?
Гаук. Вы… вы… так на нее похожи!
Эмилия. На кого?
Гаук. На Евгению… Евгению Монтес.
Эмилия(вставая). Ка-ак?
Гаук. На Евгению… Я ее… знал… Боже мой, прошло уже пятьдесят лет…
Эмилия. Кто этот старичок?
Прус. Гаук-Шендорф, мадемуазель.
Эмилия. Макс? (Сходит с трона.) О, господи! Да встаньте же.
Гаук(поднимается с колен). Смею ли… смею ли я… называть вас Евгенией?
Эмилия. Называйте как хотите. Я очень похожа на нее?
Гаук. Похожа? Да я… вчера… вчера в театре… думал, что вы… что вы — это она. Она, Евгения! Если б вы знали! Ее голос… Глаза… Как она была хороша… Господи, а лоб! (Неожиданно запнувшись.) Но вы выше ростом.
Эмилия. Выше? А может быть, нет?
Гаук. Немножко выше. Разрешите сравнить… Евгения была мне вот до сих пор. Я мог поцеловать ее в лоб.
Эмилия. Только в лоб?
Гаук. Как? Как вы сказали? Ну, совершенная Евгения! Милостивая государыня, разрешите поднести вам букетик.
Эмилия(берет букет). Благодарю.
Гаук. Насмотреться на вас не могу.
Эмилия. Да вы садитесь, мой милый. Бертик, кресло! (Садится на трон.)
Янек. Разрешите, я сбегаю. (Бежит.)