Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)
Шрифт:
И, раскрыв книгу Тимирязева, он еще раз прочитал строчки, которые его особенно поразили:
"...Когда-то... на землю упал луч солнца, но он упал не на бесплодную почву, он упал на зеленую былинку пшеничного ростка, или, лучше сказать, на хлорофилловое зерно. Ударясь о него, он потух, перестал быть светом, но не исчез. Он только затратился на внутреннюю работу... вошел в состав хлеба, который послужил нам пищей. Он преобразился в наши мускулы, в наши нервы... Этот луч солнца согревает нас. Он приводит нас в движение. Быть может, в эту минуту он играет
Как обо всем этом рассказать юннатам, чтобы им и понятно было и интересно?
Костя в раздумье подошел к окну. Морозные узоры, которые утром тонким серебром застилали стекла, растаяли, оставив лишь по краям несколько сверкающих веточек. Высокий округлый конус большой горы Чейнеш-Кая, поседевший от снега, глядел в окно.
"Пригревает, однако...
– подумал Костя, - весна подходит. Вот уж и ручейки на Чейнеш-Кая показались... Как блестят! Залезть бы наверх - звон теперь стоит на вершинах. Весеннее солнце идет!.."
– Эх, что ж это я!
– спохватился он вдруг.
– Сидел, сидел, а тетрадка пустая... Как бы мне свой доклад назвать? Ладно. "Луч солнца" - вот так и назову.
Костя опять уселся за стол. Но только взялся за карандаш, в дверь постучали:
– Костя! Кандыков!
"Нашли!" - с досадой подумал он, но затаил дух и решил не отвечать. Постучат и уйдут.
За дверью заспорили:
– Отойди, дай я постучу!
– А как будто я без рук!..
Стук раздался громче.
– Костя, открой!
– Чо кричишь? А может, его там нету?
– Мая, ты опять "чокаешь"? Вот Марфа Петровна услышит!.. Пусти-ка, дай я в скважину посмотрю!
– Ага, посмотришь! Уж я смотрела - там ключ торчит!
– Он там, он там, я в окно видела!
Костя встал и открыл дверь. Две девочки из пятого - Мая Вилисова и Эркелей Воробьева - стояли на пороге.
– Что это, однако, даже позаниматься не даете!
– нахмурясь, сказал Костя.
– Ну, что вам?
– Мы поспорили!
– заявила, волнуясь и краснея, Мая Вилисова.
– Я говорю, что не надо сразу Анатолю Яковличу, а Репейников сразу хочет к Анатолю Яковличу бежать.
– Ну, поспорили, так и ступайте к Настеньке. Она вожатая, а не я, возразил Костя.
– А я что вам?
– А потому, что Чечек у Лиды сочинение списала, - объяснила Мая. Вот, чтобы ты ей сказал!
– Чечек очень боится Анатоля Яковлича...
– робко добавила Эркелей. Она очень боится... говорит: "Я тогда из школы убегу!"
– Придумала!
– рассердился Костя.
– Где она?
– На заднем крыльце сидит.
В коридоре зазвенел звонок, перемена кончилась.
– Костя, ты приди к нам на звено, а?
– торопясь и дергая его за рукав, попросила Мая.
– Ты ей лучше скажешь, а?
– Ладно. Может, приду, - ответил Костя, запирая кабинет на ключ. Только и разбирай вас, сами разобраться не могут. Пионеры тоже!
Костя сказал "может, приду", а сам дождаться не мог, когда кончатся уроки. Конечно, он придет, раз дело касается
Дружба Кости и Яжная началась из-за собаки, из-за желтого белозубого Кобаса. Костя вырастил щенка и уже приучал его охотиться на белок. И вот однажды Яжнай Торбогошев, алтайский мальчик из дальнего колхоза, увидел, что Кобаса тащит на аркане какой-то собачник. Кобас с любым зверем бросался в схватку, а людей боялся. Так он и погиб бы, если бы не Яжнай. Яжнай отнял Кобаса у собачника и, полузадушенного, притащил Косте. С тех пор и началась их дружба. И хотя учились они в разных классах - Яжнай был на год старше, - и хотя очень несхожи были характером - Костя был суров и малоразговорчив, а Яжнай ласков и мягок в обращении, - они отлично ладили.
Но вот наступило такое время, когда друзьям пришлось расстаться. Яжнай кончил седьмой класс и уехал в Барнаул, в техникум. Тогда был ясный, чуть-чуть грустный день. Чейнеш-Кая стояла подрумяненная осенней листвой кустарников, ютившихся у ее лиловых каменных обрывов. Приглушенно бурлила затихающая Катунь. Костя слушал ее шум и думал, что, наверно, устала она бушевать за лето...
В тот день в колхозе убирали последние гектары ржи. Костя тоже был в поле, вязал за жнейкой снопы. Уже вечерняя роса легла на травы, когда был связан последний сноп. Костя шел домой рядом с матерью и смотрел, как солнце заходит за высокую округлую Чейнеш-Кая. Гора стояла темная и тихая под оранжевым, закатным небом. И лес, растущий на ее вершине, казался густым, мохнатым венком, надетым на голову Чейнеш-Кая.
– А у нас кто-то есть, - сказала мать, - кто-то на крыльце сидит.
Костя пригляделся.
– Мама, это, однако, Яжнай!
– сказал он, чувствуя, как весь загорается от радости.
Косте хотелось броситься, схватить Яжная, обнять, заплясать. Но, всегда сдержанный в выражении чувств, Костя подошел к нему ровным шагом и протянул руку:
– Здорово, Яжнай!
Яжнай сбежал с крыльца и крепко пожал ему руку:
– Здравствуй, Константин!
И несколько секунд они молча смотрели друг на друга счастливыми глазами.
– А это кто же тут еще?
– с улыбкой спросила мать.
– Кто же это еще сидит у меня на крыльце, а?
Со ступеньки смущенно поднялась девочка в круглой меховой алтайской шапочке. На шапочке красовалась малиновая лента, и малиновая шелковая кисточка спадала с макушки на плечо. Девочка, опустив ресницы, теребила кончик черной тугой косы.
– А это Чечек, - сказал Яжнай, - моя сестра. Приехала учиться, здесь учиться будет. У нас там ведь пятого класса нет... Вот привез - пусть живет в интернате. А сам я завтра в Барнаул.