Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)
Шрифт:
– Это что тут происходит?
Костя и Чечек хмуро молчали. Анатолий Яковлевич еле сдержал смех, взглянув на "его царское величество", у которого одна бровь размазалась по щеке, парик и шляпа сдвинулись на ухо, а черные усы торчали свирепо, как у тигра.
– Что здесь происходит?
– повторил он строго.
– Кричат... Цветок свалили... Такой цветок был хороший!
Чечек испуганно посмотрела на Костю, потом на директора.
– Это не я!
– быстро сказала она.
– Это он!
Костя посмотрел на нее, и в глазах
Анатолия Яковлевича душил смех, он больше не мог сдерживаться при виде этого разъяренного "Петра" и, едва вымолвив: "Уберите все!" выхватил носовой платок и, уткнувшись в него, быстро вышел из класса.
Костя снял мундир, бережно положил его на парту и стал собирать черепки.
– Давай я тебе помогу, а?
– сказала Чечек.
Костя молчал. Чечек подошла поближе, присела на корточки:
– Кенскин, давай я землю сгребу... Не пачкай, не пачкай руки, я сама!
– Не надо, - ответил Костя не глядя.
Чечек погрустнела, притихла.
За дверью раздались приглушенные голоса, отрывистые, тревожные:
– Не видали Кандыкова?.. Костя! Кандыков!.. Где он? Ему сейчас на сцену! Последнее действие, а его нет!
Дверь распахнулась.
– Он здесь!
– крикнул Репейников.
– Вот он!
– Иду, иду, - сказал Костя, поспешно отряхивая руки и хватая мундир.
Репейников скрылся, крича кому-то:
– Он идет!
– Кенскин...
– тонко и жалобно позвала Чечек, - уж ты и рассердился!
– Да, рассердился, - ответил Костя, не оборачиваясь.
– Из-за какого-то цветка!
– Не из-за цветка, а из-за того, что плохо поступаешь.
Чечек вышла вслед за ним из класса.
– Кенскин, ведь я же знаешь как Анатолия Яковлевича боюсь!..
– Значит, свою вину на других надо валить!
– А если бы ты меня за руки не хватал, то я бы и цветок не уронила!
– А если бы ты мои кристаллы не взяла, я бы тебя за руки не хватал...
– Кенскин, Кенскин! Значит, ты теперь со мной и дружить не будешь?
– Нет, - сказал Костя, - таких друзей мне не надо!
– и скрылся за кулисами.
Чечек больше не могла выходить на сцену. Ничего не случится, если на балу не будет одной маленькой княжны... Она сняла с себя цветы и кринолин, положила их на ступеньки, ведущие за кулисы, и тихонько ушла из школы.
ХИУС ВЕРНУЛСЯ
Тихо звенит в тайге ручей Кологош. На берегу ручья стоит хижина, маленькая, но крепко сбитая из крупных лиственничных бревен. Здесь, на школьной заимке, живет с весны школьный сторож Романыч, пасет на привольных кормах школьных коров и лошадей. В этот день Романыч, напевая однообразную песню, которую тут же сочинял, подгонял стадо к хижине на полуденный отдых. В эти часы он варил на костре обед, а коровы дремали в густом кустарнике около загона.
Выйдя из леса на открытый склон, Романыч вдруг оборвал свою песню:
"Кто же пришел? Охотники, что ли, какие? Или Анатолий Яковлич приехал?"
Костер тихонько дымился, угасал. Над тлеющими углями на камешках стоял чугун.
Недалеко от хижины на отлогом склоне, какие-то люди затевали постройку. Груды лиственничных неотесанных досок лежали под ивами. Гудела пила, стучал топор, и каждый удар, подхваченный эхом, много раз повторялся в горах.
Приглядевшись, Романыч узнал своих школьников: вот Манжин, вот Кандыков, вот Шумилин, Ваня Петухов, Андрей... А вот и Алеша Репейников суетится, бегает, таскает колья, покрикивает.
Романыч подошел поближе:
– Это что строите, ребята?
– Загон для кроликов, - живо ответил Репейников.
– Будут прямо на траве жить! А то что же в клетках? В клетках тесно, темно, какая же им жизнь? А тут им будет весело!
– Значит, это вы для кроличьего веселья строите?
– Так им тоже хочется получше жить!
– Не для того, чтобы им получше жить, - возразил Ваня Петухов, - а для того, чтобы на нас колхозники больше не жаловались! Алешка своих кролей так распустил, что никакого сладу не стало. Вчерашнюю ночь штук двадцать в колхозные огороды нагрянули, так целый скандал был! Судить нас хотели.
Романыч покачал головой:
– Ой, плохо! А ваш кроликовод где тогда был?
Алеша молчал. За него ответил Шумилин, улыбаясь и чуть-чуть подмигивая:
– Где был? На сцене. Шкипера голландского изображал, с царем Петром разговаривал!..
– Значит, в тайгу их задумали?
– сказал Романыч.
– Хорошо. Совсем хорошо! Весело будет... Только вы поплотнее доски ставьте! Дай-ка, Шумилин, топор, я покажу, как надо городить получше...
Анатолий Яковлевич давно уже подумывал о том, чтобы выселить из школы кроличье хозяйство - так эти кролики размножились и так трудно стало удерживать их в тесных клетках! Он уже и горбылей купил для загона, но все не хватало времени взяться за это дело. В тот вечер, когда вся школа была на спектакле, кролики опять вырвались из клеток, и утром по всей деревне слышались жалобы, а за Анатолием Яковлевичем прислали из правления. Директор обязался уплатить штраф, послал ребят переловить кроликов и тут же отправил на заимку подводы с досками.
Костя так и не видел Чечек, после того как ушел от нее за кулисы. И не хотел видеть. У всякого человека есть терпение, и у всякого человека оно может лопнуть. Так вот, у Кости терпение лопнуло. Хватит с него этой девчонки! Скоро приедет Яжнай - может, завтра, может, послезавтра, - вот и пусть забирает ее домой. А с него хватит!
Но совсем не думать о Чечек он не мог. И, заколачивая в землю горбыль, он про себя злился, и возмущался, и спорил сам с собой: "Вот, однако, а? Я как эти кристаллы выращивал! Как долго! А она не спросила ничего - схватила, да и ладно! И всё испортила!"