Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)
Шрифт:
– По-моему, будут жить, Анатолий Яковлевич!
– ответил Костя.
– Не все будут, - покачав головой, сказал Манжин.
Марфа Петровна ниже надвинула белый платок. И так долго стояли они над увядшими яблоньками, и каждый думал свои думы. А думы были у всех одни: "Всё зря: труды, радость, надежды..." И еще думали так: "Вот что будут говорить в деревне? Скажут: "Мы вас предупреждали, чтобы напрасно трудов не тратили... Не послушались! Доказать хотели! Ну вот, доказали".
– Значит, так?
– сказала Марфа Петровна.
– Значит, сада у нас не будет?
–
– Такая наша сторона, - добавил Манжин, - садов любить не может.
Анатолий Яковлевич молчал, сдвинув черные брови, не спуская с яблонек своих заугрюмевших глаз. И все ждали, что он скажет. Анатолий Яковлевич сказал:
Ну что же, ничего сразу не делается. Видно, надо нам набраться мужества да и взяться за это дело снова!
Костя, посмотрев на всех открытым, твердым взглядом, вдруг достал из нагрудного кармана свой комсомольский билет и раскрыл его. Там, между крышкой и оберткой, лежал атласный розоватый лепесток, тонкий, полупрозрачный.
– Вот Манжин говорит: такая наша сторона! Однако, ото неправда. Наша сторона не такая!
– сказал он. И было что-то такое бодрое, такое уверенное в его голосе, что все обернулись к нему.
– Нет, наша сторона не такая!
– повторил он.
– Наша сторона может любить сады. Вот какие цветы цветут у Михаила Афанасьевича! Видите? Разве вот этот цветок я сам выдумал? Я его в горно-алтайском саду взял.
– Горно-Алтайск намного ниже, - ответил Манжин, - там может...
– Горно-Алтайск ниже, а Телецкое озеро выше. А разве вы не слышали, что даже на Телецком озере и то сад есть?
– Дай руку, Кандыков, - сказал Анатолий Яковлевич.
– Ты молодец, парень! Так ты говоришь: будут у нас сады цвести?
– Будут!
– ответил Костя и, краснея, пожал широкую руку директора.
Знакомое выражение появилось на лице Анатолия Яковлевича. Узкие глаза засветились, заулыбались.
– Сами виноваты - проворонили!
– сказал он.
– Надо было настороже быть. Ведь говорили люди, что плохой ветер дует. Надо бы подежурить. А мы доверились: июнь наступил. Вот тебе и июнь! Ну, что делать, на ошибках учимся. Будем крепче помнить, что от алтайского климата всего ожидать можно.
– А что, Анатолий Яковлевич, может, и правда снова посадим?
– сказала Марфа Петровна.
– Да, и посадим, - ответил Анатолий Яковлевич, - если еще у нас юннаты на это дело рукой не махнули.
– Мы не махнули! Нет, не махнули!
– со всех сторон закричали школьники.
– Давайте снова посадим! Мы теперь умеем!
– Разрешите, я с ребятами в Горно-Алтайск съезжу, - попросила Анна Михайловна, которая до сих пор молча стояла в сторонке.
– Вам ведь, Анатолий Яковлевич, сейчас некогда.
– Да, вы правы, - озабоченно сдвинув брови, согласился Анатолий Яковлевич, - не время мне сейчас уезжать. Не время! В "Красной заре" еще сев не закончили - туда надо съездить. Может, им помощь придется организовать... Да вот теперь с морозом... Неизвестно, что на огородах останется... надо партийцев собрать, с народом
– Да ведь и я могу съездить, - заявила Марфа Петровна.
– Велика ли трудность!
– Разрешите, я поеду!
– закричали со всех сторон ребята.
– Я тоже поеду! Я на машине ездить не боюсь!
– А я уже ездил, до самого Чемала ездил!
Только сейчас Костя заметил, что Чечек в саду не было. Он подошел к Лиде Корольковой:
– А где же Чечек?
– Дома сидит, - ответила Лида. И тут же лицо ее приняло обиженное выражение.
– Почему же дома?
– удивился Костя.
– Что ж, она не знает, что тут случилось?
– Ну да, не знает! Как бы не так! Все кричат: "Сад померз!" А она говорит: "Никакого там сада нет. Одни прутики". И говорит: "Никаких таких яблонь с белыми цветами на свете не бывает, и никакие яблоки на дереве не растут, а на дереве растут только шишки да волчьи ягоды. Вот и всё". И говорит: "Ну и пусть эти прутики мерзнут - вот велика беда! В тайге таких прутиков сколько хочешь растет!"
Костя улучил минутку, когда Марфа Петровна отошла в сторону поглядеть яблоньку, которая ей показалась живой, и сказал ей:
– Марфа Петровна, я с вами в Горно-Алтайск поехать не смогу - ухожу в Кологош. Но вот о чем я вас попрошу: возьмите вы, пожалуйста, с собой этого бурундука... ну, Чечек эту, Чечек Торбогошеву! Пусть она своими глазами на живые яблони посмотрит - они сейчас цветут там... Если она поверит, то хорошая юннатка будет. Она на работу ловкая. И потом, она ведь из тайги. Там люди никогда яблонь не видали. Пускай она будет тем человеком, который в аил принесет яблоко!
– Я тебя понимаю, Костя, - ответила Марфа Петровна.
– Жалко... ах жалко мне, дружок, что мы тебя в классе больше не увидим!
– И подумала: "Ах, дети, дети, как они быстро растут! Только сроднишься, только привяжешься, а они уже и уходят из твоих рук!"
Марфа Петровна вытерла глаза. Костя растроганно посмотрел на нее. Он хотел сказать, что ведь и ему нелегко расставаться и со школой и с учителями, что ведь и он любит Марфу Петровну, что и ему грустно до смерти... Но он не умел все это высказать своей старой учительнице. А старой учительнице ничего и не надо было говорить - она это и без слов знала.
НА КРОЛИЧЬЕЙ ЗАИМКЕ
В Кологош - присматривать за кроликами - Анатолий Яковлевич решил послать Костю. Он долго думал над этим, колебался: не хотелось ему отсылать Кандыкова, когда такая беда случилась с их садом. Кандыков очень был нужен здесь, да и сам Костя с тяжелой душой оставлял сад.
– Как же я поеду, Анатолий Яковлевич? Недоделано, недосажено. И арык бы начинать надо.
Это так. Но кого послать в тайгу? Интернатские уезжают и уходят в свои дальние деревни - по домам. Можно бы послать Манжина, но Манжин упрям, не поедет. Он уже сказал, что никуда не пойдет, пока сад не зазеленеет. Петухова? Он смелый и работящий, но беспечный человек. Он кроликов не особенно жалует, они у него голодными насидятся. И еще несколько имен прикинул в уме Анатолий Яковлевич, а остановился все-таки на Косте.